"Василий Шукшин. Сураз" - читать интересную книгу автора

знал, как с крыши прокудинского дома - через лаз - можно спуститься в
кладовку. Кладовка не запиралась: шпагатная веревочка накидывалась
петелькой на гвоздик, и все,- чтоб дверь сама не открывалась. Дверь в избу
стариков тоже никогда не запирается на ночь. В горнице запора и вовсе нет.
Он потому так хорошо все знал в доме Прокудиных, что сын их, Мишка, был
смолоду товарищ Спирьки и Спирька часто бывал и даже ночевал у них. Теперь
Мишки не было, но все, конечно, осталось у стариков, как раньше.
С трудом наконец Спирька поднялся, подержался за стену дома... Пошел к
реке. Силы возвращались.
Он умыл разбитое лицо, оглядел со спичками костюм, рубашку... Не надо,
чтобы мать увидела кровь и заподозрила неладное, когда он станет брать
ружье. Ружье можно взять под любым предлогом: ехать с семенным зерном в
глубинку, а утром посидеть там у озера.
Мать спала уже.
- Ты, Спирька? - спросила она сонным голосом с печки.
- Я. Спи. Мне ехать надо.
- Достань в печке-картошка жареная, в сенцах молоко... Поешь на дорогу-то.
- Ладно, я с собой возьму,- Спирька, не зажигая огня, тихо снял со стены
ружье, повозился для близира в сенях... Зашел в избу (ружье в сенях
оставил). Стал на припечек, нашел впотьмах голову матери, погладил по
жидким теплым волосам. Он, бывало, выпивши ласкал мать; она не
встревожилась.
- Выпимши... Как поедешь-то? - Мать с годами больше и больше любила
Спирьку, жалела, стыдилась, что он никак не заведет семью - все не как у
добрых людей! - ждала, может, какая-нибудь самостоятельная вдова или
разведенка прибьется к ихнему дому.
- Ничего, поеду.
- Ну, Христос с тобой.- Мать во тьме перекрестила его.- Потише хоть
ехай-то, а то гоните как чумные.
- Все будет хорошо.- Спирька бодрился, а хотелось скорей уйти и
как-нибудь забыть про мать: вот кого больно оставлять в этой жизни - мать.
Он шел темной улицей, крепко сжимал в руке тулку. Все хотелось отвязаться
от мысли о матери. Не выживет она. Как поведут его, связанного, как
увидит... Спирька прибавил шагу. "Господи, дай ей силы перенести",- молил.
Он чуть не бежал. А под конец и побежал. И волновался, как вроде не убивать
бежал, а - в постель к Ирине Ивановне, в тепло и согласие. Она вставала в
глазах, Ирина Ивановна, но как-то сразу и уходила. Губы ее, мягкие,
полураскрытые, помнились, но насладишься воспоминанием мешал вкус крови во
рту и... одеколонистый холодок с гладких щек Сергея Юрьевича. Холодок этот
запашистый почему-то вспоминался сейчас. Спирька бежал и подпевал негромко
для бодрости:

Неужели конь вороный
Перекусит удила?
Неужели моя милая...

Дом весь темный, "Так, так, так,- мысленно, скоро говорил сам с собой
Спирька. - Берем лестницу... Ставим ее, в душеньку ее... Спокойно". Он
благополучно проник в кладовку, прислушался - тихо. Только сердце
наколачивает в ребра. "Спокойно, Спиря!" Шпагатинка тоже почти бесшумно