"Рискованная игра Лютиена" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

23. УЖАСНЫЕ СОЮЗНИКИ

Комната была совершенно пустой, без какой бы то ни было мебели, если не считать жаровни, установленной на прочном треножнике в юго-восточном углу. На каждой из стен виднелся кронштейн с горящим факелом. Стены были такими же гладкими и серыми, как и потолок. Пол, однако, казался гораздо более примечательным. Разноцветные кусочки смальты образовывали круглую мозаику, средняя часть которой изображала пентаграмму. Мозаику обрамляли две окружности, между ними были начертаны руны власти и защиты.

Сейчас Парагор стоял в центре круга, а Товаттл — у жаровни. На массивной шее циклопа висел небольшой ящик со множеством отделений. Герцог сам составлял мозаику много лет назад, сам прилаживал каждый крошечный кусочек — весьма трудоемкий процесс. Очень часто Парагор, закончив какую-то часть, после тщательного изучения обнаруживал, что она несовершенна. Тогда он снова разбирал мозаику и начинал все сначала, потому что Магический Круг, защита чародея против любого злого демона, которого он призывал, должен быть совершенным. Данный магический круг выдерживал испытание уже несколько лет, устоял против многих демонов.

Стоя абсолютно неподвижно, Парагор творил длинное и сложное заклинание — сам призыв к демону перемежался тысячами защитных заклятий. Время от времени он протягивал левую руку к Товаттлу и называл номер, а циклоп запускал руку в соответствующее отделение ящичка, вынимал требуемую траву или порошок и бросал в огонь жаровни.

Иногда от брошенного в огонь компонента поднимался удушливый дым, иногда взвивались языки пламени. Через несколько часов огни жаровни стали подниматься вверх. Сперва там виднелся только язычок пламени. Но теперь в центре жаровни разгорелся изрядного размера костер, и от его жара и без того вонючий циклоп начал обильно потеть.

Парагор, казалось, не замечал этого, хотя на самом деле истинными источниками огня жаровни были он и его магия. Существовали два типа колдовства: одалживание и настоящий вызов. Первый тип, одалживание, был гораздо легче, при нем волшебник позволял демону завладеть на время его телом. Настоящий вызов, который сейчас и пытался осуществить Парагор, был гораздо сложнее и опаснее. Парагор собирался вызвать демона во всем его адском могуществе в эту комнату, а затем послать во внешний мир с целым набором инструкций, данных ему самим чародеем.

Демоны ненавидели рабство, а еще больше — тех, кто заставил их повиноваться, но Парагор был уверен в крепости своих заклинаний. Он призовет Кознекалена, малого демона, с которым он уже несколько раз успешно имел дело.

Огни жаровни из оранжевых превратились в желтые, а затем — в сверкающие белые, их интенсивность и ярость нарастали, когда Парагор начал свой танец. Чародей крутился в защитном круге, никогда не переступая его границу, он вкладывал в заклинание всю свою душу; его голос взмывал все выше, взламывая ворота ада.

Внезапно он остановился, выбросив левую руку по направлению к Товаттлу, выкрикивая цифру шесть трижды, и циклоп, отнюдь не новичок в этих ужасных экспериментах, полез в шестое отделение в шестом ряду и извлек оттуда коричневое липкое вещество.

Оно полетело в жаровню, и огонь разгорелся еще жарче, так что циклопу пришлось отступить на несколько шагов. В центре круга Парагор упал на колени, вытянул левую руку, слезы мешались на его бледном лице с потом.

— Кознекален! — воззвал он, когда вокруг белого пламени заплясали черные молнии.

Товаттл бросился в северо-западный угол комнаты и в ужасе съежился на полу, зажмурив глаз.

Из пламени мелькнул раздвоенный язык, затем появилась огромная голова с тяжелыми изогнутыми рогами. Сбоку от пламени показалась чудовищная мускулистая рука, а за ней — огромное кожистое крыло!

На лице Парагора появилось удивление. Кознекален был изящным демоном размером с человека, с крохотными острыми рожками, этот же демон оказался гораздо больше и, как сразу ощутил чародей, гораздо могущественнее.

Когтистые пальцы заскребли в воздухе, появилась вторая рука, а затем из пламени возник и весь демон, гигантское, двенадцати футов в высоту чудовище с дымящейся черной плотью, защищенной чешуей. Его морда напоминала змеиную, над нижней челюстью нависали длинные хищные клыки, с них сбегала слюна и шипела, как кислота, падая на каменный пол. Ступни с тремя когтями нетерпеливо скребли по полу, оставляя на камне глубокие царапины.

— Кознекален? — спросил Парагор почти шепотом.

— Нет.

— Но я звал Козне… — начал чародей.

— Вместо Кознекалена явился я! — зарычал демон, и его ужасный голос, одновременно визгливый и хриплый, эхом отразился от голых стен.

Парагор изо всех сил старался собраться с мыслями. Нужно было проявить власть, иначе демон вырвется из комнаты и разбушуется, круша все на своем пути.

— Мне нужна только одна услуга, — начал герцог, — и она может быть вполне приятной…

— Я знаю, что тебе нужно, Парагор, — зарычал демон. — Я знаю.

Парагор выпрямился.

— Кто ты? — требовательно спросил он, потому что ему надо было знать имя демона, прежде чем требовать от него службы. Опытный чародей понимал, что это может оказаться сложным и опасным моментом, но, к его удивлению и облегчению, демон охотно ответил.

— Я — Преотек, — гордо сообщило чудовище. — Который был с Моркнеем, когда тот погиб.

Парагор кивнул, — он уже слышал этот рассказ от Кознекалена. Кознекален был счастлив, рассказывая всю историю с массой подробностей, и Парагор чувствовал, что между демонами существует яростное соперничество.

— Тогда мне было отказано в удовольствии, — продолжал Преотек, с трудом подавляя кипящую ярость. — Но в этот раз я не откажусь от него.

— Ты ненавидишь Алую Тень, — заключил Парагор.

— Я съем сердце Алой Тени, — прорычал Преотек.

Парагор злобно улыбнулся. Он знал, как сделать это сердце беззащитным перед демоном.

Видение Парагора было узко сконцентрировано на событиях, происшедших к северу от Принстауна, в Глен Олбин и севернее, в Бронегане и полях Эрадоха. Но эта сосредоточенность, эти добровольные шоры, которые он сам на себя наложил и которые были необходимы для ясновидения, не позволяли ему бросить взгляд на северо-запад, в горы Айрон Кросса.

А в этих горах стоял Шаглин, глядя на восток, в сторону стены и Принстауна. Он и его бородатые соплеменники, около трехсот гномов, покинули Кэр Макдональд вместе со всей армией, но повернули на юг, в самое сердце высоких гор, где толстым слоем лежал снег, где зима еще не разжала своей ледяной хватки. Шаглин отправился охранять перевалы в горах, хотя и он сам, и пославший его Бринд Амор знали, что эти перевалы будут блокированы снегом еще как минимум месяц, а может, и дольше.

Бринд Амор был единственным, кроме гномов, кто знал настоящую цель опасного похода Шаглина и возлагал на этот поход большие надежды. Эти надежды осуществились меньше чем через неделю после выхода из Кэр Макдональда, в глубокой пещере высоко над городом. В течение многих лет порабощенные и бесправные гномы Монфора жили слухами о своих соплеменниках, сохранивших свободу среди горных вершин Айрон Кросса. Большинство соплеменников Шаглина были достаточно старыми, чтобы помнить горных гномов, которые приходили в город торговать еще до царствования Гринспэрроу. А один из них, седой старик, который трудился в шахтах с первых дней правления короля-чародея, сам принадлежал к этому племени, потомкам Бурсо Айронхаммера. Он пережил двадцать лет каторжных работ в шахте, затем яростные сражения в Монфоре. Именно он, а не Шаглин вел отряд к заснеженным снегом перевалам, через тайные туннели, и, в конце концов, в глубокую пещеру, прибежище племени Бурсо.

То, что Шаглин и другие городские гномы увидели в этой пещере, наполнило их сердца ликованием, заставило их понять, может быть, в первый раз, что это значит — быть гномом. Далеко под покрытой снегом поверхностью, в дымных туннелях, где было больше тени, чем света, гномы встретились со своим народом, своими соплеменниками. Место называлось Дун Дарроу, Хранилище Слитков, целый лабиринт туннелей и огромных подземных пещер, растянувшийся на много миль. Пять тысяч гномов жили и работали здесь, в полной гармонии с камнем, который являлся основой самого их существования. Шаглин увидел вокруг такие сокровища, которые он и вообразить себе не мог: горы золотых и серебряных изделий, блестящее оружие и прекрасные доспехи, которые могли соперничать с самыми прочными и прекрасными доспехами рыцарей на всех Островах Эйвонси.

Хотя они были городскими гномами, их с распростертыми объятиями принял король шахт, Беллик дан Бурсо, и сотни горных гномов собирались каждую ночь в нескольких огромных пещерах, чтобы послушать рассказы о битвах, об Алой Тени и победе в Монфоре. Теперь, закутанный в меха, Шаглин стоял на высоком перевале, ожидая короля Беллика. Повелитель гномов, моложе Шаглина, с ярко-рыжей бородой и такими кустистыми бровями, что они наполовину скрывали его голубые глаза, не заставил себя ждать, и стремительность его шагов вселила в Шаглина надежду.

Городской гном знал, что он просит многого у короля и его клана. Шаглина радовало то, что повелитель был молод, полон огня и ненависти к Гринспэрроу.

Беллик остановился на гребне горы рядом с чернобородым гномом и кивнул ему в знак приветствия.

— Мы не рисковали торговать с Монфором с тех пор, как на трон сел этот король-чародей, — сказал Беллик. Шаглин уже много раз слышал это за те два дня, что он гостил в Дун Дарроу.

Беллик фыркнул.

— Многие из нас не выходили десятки лет, — продолжал король гномов. — Но мы любим наши горы изнутри, а потому довольны жизнью.

Шаглин взглянул на него, не вполне поверив этому заявлению.

— Довольны, — повторил Беллик, но его голос не соответствовал значению слова. — Но не счастливы. Многие не испытывают ни малейшего желания выходить наружу, но даже тем, кто вполне доволен своей долей, не нравится факт, что мы не можем безопасно спуститься с гор, если захотим.

— Пленники в своем собственном доме, — заметил Шаглин.

Беллик кивнул.

— И нам не нравится то, как обращаются с нашими соплеменниками. — Произнося эти слова, он положил руку на крепкое плечо Шаглина.

— Значит, вы пойдете со мной, — заключил чернобородый гном. — На восток.

Беллик снова кивнул.

— Над горами опять собирается буря, — заметил он. — Зима не хочет отступать. Но у нас есть свои, особые пути — подземные проходы, которые выведут нас в восточную часть Дун Дарроу.

Шаглин улыбнулся, но постарался сдержать свои эмоции. При всей важности этой миссии он страдал, что его друзья сейчас сражаются, а он, в полной безопасности, занимается переговорами. А так, может, и удастся еще повоевать. Он вернется к Лютиену и Сиобе вместе с пятью тысячами вооруженных воинов-гномов в крепких доспехах.

Лютиен сидел один на пеньке, позволив грустному дню просочиться в его мысли. Он понимал, что Оливер прав. Все последние недели юноша бежал от своих чувств. Сперва он отослал Кэтрин в Порт-Чарлей, затем сам отправился вместе с Оливером в путешествие и прибыл в Глен Олбин кружным путем. Он мог бы и дальше оправдывать свою трусость в любви, компенсируя ее храбростью в бою.

Мог бы — но не сейчас. В лагере Эриадора царило большое возбуждение, ходили слухи, что скоро они пересекут Мальпьюсантову стену и пойдут на юг, но для Лютиена битва внезапно отодвинулась на второй план. Он верил, что они могут победить, могут захватить Принстаун и заставить Гринспэрроу заключить перемирие, гарантирующее их независимость, но что дальше? Станет ли он королем Эриадора?

А если так, будет ли Кэтрин его королевой?

И все мысли неизменно возвращались к единственному вопросу, волновавшему его в последнее время. Сидя здесь на пеньке, глядя на неприступный Дун Карит, темнеющий на фоне серого неба, Лютиен разрывался между ответственностью перед своей страной и ответственностью перед самим собой. Он хотел быть Алой Тенью, вождем восстания, но также хотел и оставаться Лютиеном Бедвиром, сыном эрла с далекого северного острова, который вел только бескровные спортивные бои на арене и бродил по лесам с Кэтрин О'Хейл.

Он ушел так далеко, так быстро, но путь не стоил своей цены, если в нее входила потеря его любви.

— Трус, — обругал он сам себя, вставая и потягиваясь.

Лютиен повернулся и почти побежал к лагерю. Он знал, где искать Кэтрин, — в маленькой палатке ближе к северному краю. И он знал, что должен посмотреть ей в лицо и положить конец своему страху.

К тому времени, как юноша добрался до палатки Кэтрин, солнце зашло. В палатке горела единственная лампа, и он видел силуэт девушки, которая стаскивала кожаную куртку. Он долго наблюдал за ее движущейся, изгибающейся тенью, полный восхищения и страсти. Лютиен знал, что Сиоба права, — она очень ему дорога, но истинной любовью остается Кэтрин. Когда схлынет бешеная сумятица мятежа, даже полная победа не доставит Лютиену Бедвиру радости, если с ним не будет Кэтрин.

Он знал, что должен войти прямо в палатку и сказать ей об этом, но не мог. Он снова отошел в темноту, проклиная себя, ища логические аргументы, которые помогут преодолеть страх.

Ему потребовалось два часа, чтобы собраться с мужеством и вернуться. Теперь он нес свой фонарь, одежда его отсырела от вечернего тумана, а сам он продрог до костей.

— Кэтрин, — негромко окликнул Лютиен, подходя к входу в палатку. Он откинул брезентовую дверку, сунул голову внутрь и замер от ужаса.

Кэтрин косо лежала на койке, плечи ее свисали с края, голова и одна рука доставали земли. Лютиену только через несколько секунд удалось оторвать взгляд, перевести его хоть чуть-чуть в сторону.

И увидеть гигантского демона, скорчившегося в ногах койки Кэтрин. Огромное туловище чудовища заполняло весь угол палатки.

— Помнишь меня, глупец? — прорычал Преотек и сделал шаг вперед.

Одним молниеносным движением Лютиен поставил лампу на пол и, выхватив «Ослепительный», с воплем бросился вперед. Его нападение удивило демона, который больше привык к тому, что один его вид обращает людей в бегство.

Лютиен попал мечом по одной из поднятых рук Преотека, и струя шипящей, брызжущей серо-зеленой крови ударила в пол и задымилась.

Ярость Лютиена нарастала. Он не боялся своего противника, не боялся собственной смерти. Он думал только о том, что Кэтрин, дорогая ему Кэтрин, лежит на полу, возможно мертвая, убитая злобным чудовищем.

Нападение длилось несколько секунд, Лютиен успел нанести с десяток ударов, прежде чем выдохнутый Преотеком шар огня швырнул его на землю, ударив спиной об опорный столб палатки. Юноша мгновенно вскочил, волосы его стояли дыбом, карие глаза сузились.

— Я сожгу шкуру на твоих костях, — заорал Преотек резким скрипучим голосом, — я…

Лютиен закричал во всю силу своих легких и бросился вперед. Демон взметнул огромным крылом, отклонив удар, так что меч лишь слегка оцарапал его.

Лютиена отбросило в сторону, он перекатился вбок и вскочил, яростно размахивая мечом, понимая, что демон последует за ним.

Однако Преотек находился на прежнем месте. Он издевательски ухмылялся, но затем внезапно вздрогнул, выпрямился, и его огромные плечи заполнили всю палатку.

Лютиен заметил блестящее острие рапиры, проткнувшее брезент прямо над койкой Кэтрин и точно нацеленное в заднюю часть Преотека.

— Ага! — раздался торжествующий вопль из-за стенки палатки.

Преотек взмахнул когтистой ручищей, и струя огня уничтожила ткань палатки в этом месте, открывая крайне удивленного Оливера де Берроуза.

— Возможно, я был не прав, — признал хафлинг.

Стрела просвистела над плечом Оливера, ударив прямо в безобразное, змееподобное лицо демона.

Преотек дико взревел, и волосы на затылке Лютиена зашевелились. Юный Бедвир бросился вперед, потому что мысль о Кэтрин была сильнее страха.

Он успел нанести только один удар «Ослепительным», а затем его отшвырнуло прочь, и весь мир вокруг него закружился. Лежа ничком в углу, Лютиен потряс головой и заставил себя подняться на колени. Демон угрожающе приближался, из его клыкастой пасти капала ядовитая слюна.

Еще одна стрела, затем еще одна, свистнув, попали в демона, но Преотек не обращал на них внимания. Оливер наскакивал на него и отпрыгивал, вонзая свою рапиру, но демон даже не реагировал.

Парагор велел чудовищу не убивать Лютиена, но могущественный Преотек не терпел приказаний от тщедушных людишек.

Лютиен, уверенный в своей гибели, собрался, однако, с силами, пытаясь нашарить оброненный меч. Не найдя меча, он встал на колени и сжал кулаки, но тут его ослепил внезапный яркий свет. Лютиен упал на спину, уверенный, что демон опять пустил в ход свою магию.

Он ошибался.

В палатку влетел Бринд Амор, и Преотек, получив еще один удар молнией и раздраженный непрерывным потоком стрел, понял, что игра подходит к концу. Он прыгнул вперед и схватил бесчувственную Кэтрин.

— Хорошенько подумай о последствиях похода на Принстаун! — проревело чудовище.

Бринд Амор задержался со следующим ударом, потому что мог попасть в Кэтрин. Сиоба выпустила в спину Преотека еще одну стрелу, но тот уже выпрямился, поднял свободную руку высоко вверх и сорвал легкую палатку. Яростно забили по воздуху огромные складчатые крылья, и демон начал подниматься в ночное небо.

— Кэтрин! — закричал Лютиен, пытаясь найти свой меч и заставить чудовище спуститься. Безоружный, он бросился вперед и высоко подпрыгнул, вцепившись в одну из когтистых ступней Преотека.

Другая нога отшвырнула его прочь. Лютиен упал на землю и потерял сознание.

Бринд Амор швырнул в демона сияющее копье; достигнув цели, оно взорвалось с оглушительным грохотом. Еще две стрелы, выпущенные Сиобой, больно ударили демона по ногам.

Но Преотек оказался слишком силен, чтобы его можно было сбить на землю такими ударами. Чудовище улетало прочь, унося Кэтрин, под беспомощные крики друзей и всех прочих обитателей лагеря, которые прибежали узнать о причинах шума.

Крики протеста и боли. Музыка для дьявольского слуха.