"Николай Николаевич Штучкин. Грозное небо Москвы (про войну)" - читать интересную книгу автора

наконец, успокоится и выйдет в горизонтальный полет.
Так оно и случилось. Когда сзади остался Волоколамск, Кохан подошел к
бомбовозу так близко, что можно было стрелять без прицела. Он нажал на обе
гашетки, и четыре "ШКАСа" с треском изрыгнули огонь. Бомбардировщик сунулся
вниз, и Кохан, боясь его потерять, сразу пошел за ним. Он думал, что земля
еще далеко...
Кто-то из слушавших Писанко ахнул:
- Погиб?
Нет, Тимофей не погиб: случай спас. Зацепив верхушку высокого дерева,
он почти инстинктивно рванул на себя ручку управления, пытаясь уйти от
земли, но "Чайка" просела, ударилась нижней частью мотора о свеженарытый
бугор земли, разворотила его и поползла, разрушаясь, по ровному месту. Бугор
и спас нашего Кохана.
Очнувшись после удара, он с рассветом вышел к дороге и на попутной
машине приехал в часть. На вопрос командира: "А что с фашистом?" Кохан
скрипнул зубами и, скривившись от боли, зло процедил: "Ушел фашист".
А через два дня на место падения "Чайки" приехали техники. Они нашли
там груду обломков, не пригодных даже на запасные части. Но привезли оттуда
то, что явилось лучшим лекарством для Кохана - деталь от сбитого им
фашистского самолета. Он валялся в ближайшем лесу, в километре от места
падения "Чайки".
- Где он сейчас, Кохан? - спросили командира полка.
- В нашей санчасти, в госпиталь ехать отказался.
- Передайте ему привет, пожелайте дальнейших успехов.
Вскоре после этого командир эскадрильи Боровский, барражируя ночью в
районе Истры, внезапно увидел фашистский бомбардировщик. Шаря по небу, его
зацепил прожекторный луч. Враг заметался и вырвался было из цепких объятий
лучей, но прожектор пошарил и снова его отыскал. К нему присоединился
второй, третий. Лучи скрестились, и "дорнье" засверкал синим фосфорическим
светом. Боровский приблизился метров на сто пятьдесят и ударил из всех
пулеметов. Бомбовоз загорелся, но для верности летчик дал еще одну очередь.
Бомбардировщик упал и взорвался южнее Истры.
Утром вместе с командиром полка Боровский приехал к нам в эскадрилью и
рассказал о поединке с фашистом. Человек удивительной скромности, немолодой
капитан и командир эскадрильи, он не восторгался победой, он рассказал обо
всем спокойно, по-деловому, будто проводил занятие. Но я понял, что у него
на душе. Понял, что перед нами герой, такой же, как Писанко, как
подполковник Девотченко.
И словно в подтверждение этого вскоре Боровский сбил еще одного
бомбера. И тоже в ночном бою. "Юнкере" упал в районе Звенигорода. О подвиге
писали газеты, в том числе и наша "За храбрость".
В одну из этих ночей одержал победу в бою лейтенант Александр Яуров,
бывший командир звена в эскадрилье Боровского. До начала войны он служил в
нашем 120-м полку. В июле полк разделился на два, и Яуров ушел в другой,
121-й авиаполк. Победа Яурова не удивила меня: он уже был признанным
мастером боя.
По прибытии в полк он как-то сразу бросился мне в глаза. Смуглый,
суровый на вид. Наверное, татарин, подумалось мне. Я невольно с любопытством
стал за ним наблюдать. Энергичный, независимый, он уважал своего командира
капитана Боровского, но дружбы с ним не добивался - это было заметно даже со