"Борис Штейн. Русскоязычные" - читать интересную книгу автора

директивно ставшем государственным. Сосед - недоумевал. Он приехал в
Эстонию, как приехал бы, например, во Владимирскую область: или по
направлению на работу, или по военной линии, или по вербовке на стройку,
или просто выбирая место, где почище и посытней. У соседа было советское
мышление, и он не замечал, не видел, не хотел признавать проблемы
отношений. Свою, как теперь говорят, ментальность коммунальщика и
компанейщика он считал естественной, как воздух, и не понимал раздражения
против себя. Если до открытой ссоры не доходило, то и на чашку чая не
зазывали. Возьмем наудачу любой эстонский роман или повесть на современную
тему советского периода. Скорее всего мы обнаружим там полное отсутствие
русскоязычных персонажей. Если суммировать эстонскую прозу этого времени
(довольно, кстати сказать, яркую), то выяснится, что она отражает как бы
отсутствие присутствия русскоязычных в эстонской жизни. Как бы не замечает
такой малости, как сорок процентов населения своей республики.

А ведь эти сорок с лишним процентов жили, трудились, женились, и
поколения сменялись поколениями. Так параллельно и существовали эти два
мира, не раздувая и не гася тлеющего конфликта. Политически безгрешная
национальная номенклатура зачастую рекрутировалась из ленинградских или
поволжских эстонцев. Говорят, что первый секретарь ЦК КПЭ Густав Кэбин
по-эстонски говорил с акцентом, а у первого секретаря Карла Вайно вообще с
родным языком были трудности. Но Эстония ко всему этому приноровилась,
приспособилась, умудрилась прожить советское время более или менее красиво
- и в городе, и в деревне. Можно только предполагать, как расцвел этот
край, окажись он вне советской рутины. Эстонцы это понимали. Они не брали в
голову, что в Тарту живут лучше, чем в Пскове, но всегда держали в голове,
что в Таллинне живут хуже, чем в Хельсинки. Таким образом, чувство
национального угнетения подкреплялось чувством упущенных возможностей.

Русскоязычным в Эстонии жилось неплохо. Внешняя жизнь вся
дублировалась на русском языке. Внутренняя жизнь в эстонском и вовсе не
нуждалась. Кроме того за русскоязычными стояла держава с ее армией,
авиацией и флотом, и каждый из них чувствовал в себе не всегда осознанное,
но - превосходство. Хотя бы в масштабе. Москва, Иркутск, Ташкент,
Калининград. Театр на Таганке, "Красный факел" в Новосибирске... Огромная
держава, а не маленькая Эстония была им родной.

В то же время охотников поменять Таллинн на Усть-Илимск что-то не
находилось. Чистые улицы, уютные кафе, дизайн в любой конторе - нравились.
Ровно как сказочно дешевая салака и бесподобные сбитые сливки. И Старый
Город с его башенками и средневековыми двориками, и даже очереди, в которых
соблюдались порядок и выдержка. Да и что говорить, русскоязычные в Эстонии
изменили с годами свой облик: более высокая европейская культура быта
перелилась в них, как жидкость в сообщающийся сосуд. И попадая в российскую
провинцию, они, брезгливо обходя вековую лужу, чувствовали себя чуть ли не
иностранцами. А возвращаясь в Эстонию -детьми необъятной родины. Но - в
чистых ботинках и с безукоризненным пробором.

Нужно отдать должное эстонской интеллигенции. Она выделяла из ряда
истинных носителей культуры, относилась к ним замечательно. Пригласили