"Гюнтер Штайн. Ультиматум (Роман и повесть) " - читать интересную книгу автора

непохож на других? Впервые это случилось на участке 72-й пехотной дивизии,
когда он помешал расстрелу русских военнопленных. И хотя полковник Хон
поддержал его тогда, остальные офицеры заметно отшатнулись от него.
Вечером обер-лейтенант Фехнер доложил командиру дивизии СС "Викинг" о
готовности батареи к бою.
Группенфюрер СС Гилле стоял на дороге около своего автомобиля, мотор
которого уже работал, и придерживал левой рукой дверцу.
- Все ясно, Фехнер, - произнес он с ироническим оттенком в голосе.
Холодно блеснули стекла его очков.
Гилле понадобилось всего лишь несколько секунд, прежде чем он отдал
приказ. Появление Фехнера подействовало на него, как короткое замыкание, и
вызвало самые разнообразные мысли и воспоминания. В памяти генерала все как
бы внезапно озарилось и приобрело ясные очертания: он вспомнил свою первую
встречу с молодым командиром батареи неделю назад на переднем крае обороны,
когда неожиданно решил добиться придания самоходно-артиллерийских установок
его дивизии СС "Викинг"; телефонный разговор с генерал-лейтенантом Либом,
похожий скорее на требование, чем на товарищескую просьбу, но зато с
изрядной долей намеков на возможный выход из окружения, при котором
уцелевшие танковые подразделения могли бы служить щитовым прикрытием для
высшего командования; последовавшее затем, как и ожидалось, любезное
согласие командира корпуса и, наконец, сознание того, что этот белокурый
обер-лейтенант и есть сын командира полка 11-го армейского корпуса
полковника Кристиана Фехнера, которого Гилле хорошо знал с прошлого года...
Последнее обстоятельство он воспринял с тайным ликованием.
Взаимоотношения между офицерами дивизии СС "Викинг" и 11-го армейского
корпуса были весьма напряженными с тех пор, как генерал Штеммерман принял на
себя общее командование немецкими войсками в районе Корсуни. Гилле
приходилось мириться с тем, что на всех оперативных совещаниях офицеры штаба
отзывались о его стратегических и тактических планах не иначе, как о
"гусарских вылазках", а приводимую им в грозном тоне ссылку на "высочайшие
директивы" называли открытой попыткой шантажа и запугивания. Они даже
открыто издевались над ним после того, как его план взорвать котел изнутри
был отвергнут верховным главнокомандованием. Благоразумие и расчет, говорили
они, вот что сейчас необходимо. Эти их слова Гилле воспринимал как
государственную измену. Он посчитал счастливой случайностью, что полковник
Фехнер в настоящее время находится в Берлине, где ему оперируют челюсть.
Всех офицеров из окружения Штеммермана Гилле подозревал в старческом
маразме, особенно полковника, с которым он два месяца назад имел неприятную
стычку. Теперь Гилле намеревался использовать подчиненное положение молодого
Фехнера для бесшумной переориентации взглядов штеммермановского друга. Этого
случая он давно ждал. Сейчас этот случай представился, и Гилле в душе уже
предвкушал свой триумф.
- Хорошо, садитесь в машину, - коротко приказал Гилле. - Все остальное
расскажете по дороге.
Фехнер сначала не понял, что приказ относится именно к нему. На лице
Гилле, искаженном отблеском направленного к земле карманного фонарика,
появилось нечто такое, что всегда вызывало к нему отчуждение: это была смесь
самодовольства с величественно-насмешливой презрительностью.
- В Гарбузино! - бросил Гилле, после того как в машину сел сначала
адъютант, а затем Фехнер.