"Андрей Шпирт. Ф.Социн, нонадорантизм, иудаизантизм и иудаизм " - читать интересную книгу автора

этических заповедей, заключенных в Декалоге, который является "вечным и
неизменным выражением воли Бога", нормой поведения для всех людей.
В центр зайделевского дискурса поставлено выявление различий между
двумя Декалогами. Зайделевский Декалог также был дан Богом, но не через
"голос с неба, как это было в случае израильского народа", а уже "созданием
был помещен" в его разум. Таким образом, зайделевский Декалог становится
своего рода "врожденной идеей", ideae innatae, в том, может быть, смысле,
как ее будет понимать в свое время Герберт Чербери (1583-1648) и Р. Декарт
(1596-1650). Впрочем, для времени М. Зайделя положение о ideae inatae уже не
являлось новинкой. Так, одним из ее сторонников был итальянец Ф. Пуччи.
Известно, что он был убежден в том, что уже в лоне своей матери любой
человек, благодаря общей идее спасения, принесенной в мир Иисусом Христом,
уже получает спасение и вечную жизнь. Приверженцем подобного учения можно
назвать также и Ф. Букельо, соплеменника Ф. Пуччи, считавшего, что ни в
каких поступках человека не может быть усмотрено греха, который требует кары
и даже порицания, так как человек по своей природе никогда не совершает
злого, - по причине, что всегда желает себе хорошего [47a:217-229]. Ф.
Социн, хорошо знавший как Пуччи, так и Букельо, был противником подобных
взглядов. Тем не менее, подобные формы такой "неконфессиональной моральной
доктрины" в той или иной мере характерны для целого ряда итальянских
протестантов, оказавшихся вместе с Ф. Социном в Польше: Джана Батисты Бовио,
Людовико Фьера, Франческо Пестилоччи, Симони Симони, Агостино Дони,
Джанфранческо Брутто [52:149-157].
Если продолжать рассматривать терминологию немецкого "иудаизанта" в
перипатетических категориях, то речь у Зайделя может идти о двух Декалогах:
Активном, или Божественном, и Потенциальном, материальном, облеченным в
словесную форму. Активный Декалог (своего рода infinitus) "был посредством
человеческой природы по причине несоответствующих привычек (т.е.
indefinites, из-за аффективной природы человека) в определенной мере
затемнен". Для его прояснения Зайдель допускает "Декалог в словах (т.е.
Потенциальный Декалог, Decalogus vocalis), который значим <...> и для других
людей, ибо согласен с нашим данным Декалогом, - следовательно, является тем
самым Декалогом" [50:260]. Следовательно, Активный Декалог в конце концов
отождествляется с Пассивным Декалогом. Перипатетизм Зайделя, таким образом,
крайне модифицирован: несмотря на то, что немецкий мыслитель четко осознает
различие между двумя "Декалогами", т.е. между сказанным и написанным, между
космическим и земным, sacrum и profanum, тем не менее, он отождествляет
интеллектуальное постижение с Божественным откровением, считая совпадение
норм поведения достаточным для утверждения общей для двух Декалогов
объективной реальности. Тем самым важнейшая схоластическая "онтологическая"
проблема, возникающая при наличии дистанции между несовершенным и
ограниченным indefinitus и предельной ясностью и цельностью infinitus
отпадает. Активный интеллект вымещается Пассивным и происходит, своего рода,
обратное движение от конечной точки к исходной, к Пассивному разуму, данному
в прошлом, но испорченному человеческой аффективной природой.
В этом контексте можно ли рассмотреть отношение Зайделя к еврейской
религии? Если культ - подготовка к настоящему культу (т.е. к Декалогу?), то
этот культ совпадает с Пассивным интеллектом, который не отождествляется с
Активным интеллектом. Может быть, отождествление двух интеллектов произойдет
в результате вмешательства Мессии? Только так можно объяснить, в этом