"Николай Николаевич Шпанов. Чудесная скрипка " - читать интересную книгу автора

Как сейчас помню, это было в начале декабря. Сидя в занесённой снегом
до самой крыши штабной избе, мы коротали вечер, шаря в эфире. Англия слала
нам, как всегда, бодрые созвучия джазбанда. Словно издеваясь над самим
собою, Париж - город неизбывного траура Франции - посылал в эфир старые
песни своих шансонье. Мы знали, что это пластинки. Наверно, те из певцов,
кто чудом остался жить, поют свои очаровательные песенки товарищам по
концлагерям (если только у них есть ещё силы петь). Тем страшнее были эти
беспечные песни весёлых мертвецов.
То были голоса мира, тщетно делавшего ещё вид, будто ничего с ним не
произошло, ничто в нём не изменилось. Но стоило на миллиметр передвинуть
ручку - в молчание избы врывалась наглая медь трескучих немецких маршей и
хриплый лай геббельсовских ораторов. Потоки хвастливой лжи лились в уши
слушателей, вызывая возмущённые возгласы:
- К чорту!.. довольно!.. заткните глотку этой падали!
Я двинул верньер. На смену лаю опять пришли шансонье, джазы и спокойные
проповеди английских пасторов.
- Надоело, - сказал Прохор. - Дай что-нибудь наше. - И, когда в
репродукторе послышалась родная речь, радостно крикнул: - Так держать!
Диктор говорил по-украински:
- Мы передавали неаполитаньски писни в выконувании тенора... -
следовало никому не известное имя певца. Диктор на секунду умолк и вдруг на
чистейшем немецком языке произнёс:
- Йецт херен зи эйн музикалишес штюк... Слухайте музыкальни номер:
цыганьски танцы Брамса. Выконаэ Стефания...
Прежде чем я разобрал фамилию скрипачки, железные пальцы Прохора
впились мне в руку. Лишь спустя мгновение, когда раздались уже звуки
скрипки, до моего сознания дошло, что диктор назвал фамилию Стефы. Сомнения
не было: у микрофона стояла жена Прохора. В том, что передача велась немцами
из города, занятого противником, тоже нельзя было сомневаться. Прохор стоял
над приёмником со сжатыми кулаками. Ещё мгновение, и он обрушил бы на
хрупкое сооружение страшный удар своего тяжёлого кулака. Я поспешил
перевести рычаг.
Ночью, лёжа рядом с Прохором, я долго слышал его беспокойное сопенье.
- Не спится? - спросил я.
- Продаться немцам! - тихо сказал он. - Ты понимаешь, что это значит?
Стефа продалась немцам. Моя Стефа!..
Наутро его вызвали в штаб для получения задания. День ушёл на
подготовку операции, а ночью мы были уже в немецком тылу и устанавливали
связь с начальником партизанского отряда, известного под кличкой "человека в
очках". Вместе с партизанами мы должны были разгромить крупный немецкий штаб
в близлежащем городе. Я сразу вспомнил, что именно из этого города шла
вчерашняя радиопередача с участием Стефы, но нарочно не говорил об этом
Прохору.
В землянке партизан, надёжно укрытой чащею непроходимого леса, был
установлен походный радиоприёмник. Но пользоваться им разрешалось только
самому "человеку в очка", так как партизаны очень берегли энергию батарей.
Однажды днём, когда мы укрывались в этой землянке от немцев, "человек в
очках" стал прощупывать эфир.
- Дай Москву, - проворчал из своего угла Прохор.
Но партизан пропустил его просьбу мимо ушей и продолжал вертеть