Артас: Возвышение Короля-Лича

 ПРОЛОГ: ВИДЯЩИЙ СОН

Буря плакала, как дитя.

Черпороги тесно прижались друг к другу, чтобы согреться – толстые косматые шкуры могли защитить их от непогоды и пострашней. Они встали вокруг своих продрогших и жалобно блеющих телят. Их огромные рога, венчавшие голову, припали к промерзшей земле, глаза были закрыты, чтобы их не запорошил яростно хлеставший снег. Им было холодно даже от собственного дыхания, но они стояли и терпели.

…В своих берлогах волки, в уютной стае, и медведи, в гордом одиночестве, пережидали буран. Как бы ни был силен их голод, они не решались выйти наружу, пока рыдающий ветер не прекратит свой стон, а слепящий снег не утихнет.

Шторм, ревущий со стороны океана, решил испытать деревушку Камагуа, стараясь сорвать шкуры, растянутые на домах, сделанных из костей гигантских морских животных. Когда ненастье пройдет, клыкарры, которые называли это место своим домом уже много-много лет, заменят и подошьют сети. Каждый раз после такой бури их жилье, крепкое, как и они сами, требовалось подлатать. Они все собрались в большом доме, вырытом глубоко под землей, а значит, и защищенном от ветра. Тьму прогонял свет от дымных масляных ламп.

Старейшина Атуик ждал в терпеливой тишине. За последние семь лет он повидал много таких бурь. Он прожил долгую жизнь: клыки его были длинными и желтыми, а коричневую кожу бороздили глубокие морщины. Но эти бури были больше, чем просто бури, о нет, они были не от природы. Он поглядел на молодежь, дрожащую не от холода, а от страха.

– Ему снится сон, – прошептал один из них, ощетинив усы, глаза его вспыхнули.

– Тихо, – Атиук оборвал его грубее, чем хотелось. Малыш, еще больше испугавшись, затих, и теперь они снова слышали только переполненный болью плач ветра и снега.

Он разрастался, как туман, – глубокий рев, хоть и без слов, но полный смысла; песня множества голосов. Бой барабанов, грохот и топот сливались в дикий бессловесный зов. Гнев ветра обходил стороной деревушку таунка благодаря столбам, обтянутым мехом. Кривые крыши гнулись вовнутрь, как будто не повинуясь этой суровой земле, но дома стояли крепко.

Сквозь шум древнего ритуала был слышен вой ветра. Танцор, шаман по имени Камику, сделал неловкий шаг и ударился копытом. Он оправился и продолжил. Концентрация. Все дело было в ней. Она была упряжкой для стихий, ею они подчиняли их; только благодаря концентрации его народ выживал в этой жестокой и беспощадной земле.

Пока он танцевал, его шерсть намокла и потемнела от пота. Он закрыл свои большие карие глаза и начал снова отстукивать копытами сложный ритм. Голова откинулась назад, короткие рожки рассекли воздух, хвост дернулся. Рядом с ним танцевали остальные, их тела пылали жаром. Невзирая на снег и ветер, дующий из отдушины на крыше, ярко горел костер, и от него с этим жаром в доме было тепло и уютно.

Они прекрасно понимали, что творится снаружи. Они не могли повелевать этими ветрами и снегом, как раньше. Нет, это было его рук дело. Но они могли танцевать, пировать и смеяться вопреки всему. Они таунка; они все переживут.

Сине-белый мир разразился всей своей яростью, но воздух в Великом Зале был теплым и спокойным. Камин высотой с человека был забит поленьями, все, что было слышно в зале – их треск. На его богатой облицовке, на которой были вырезаны невероятные создания, висели гигантские рога черпорога. Резные головы драконов служили канеделябрами, держа ярко горящие факелы. Широкие балки поддерживали зал, в котором могли бы разместиться десятки гостей, теплый свет от костра разгонял тени, которые разбегались по темным углам. На холодном каменном полу были расстелены мягкие и теплые шкуры белых медведей и черепорогов.

Почти весь зал занимал длинный резной стол. За ним легко могли рассесться и три дюжины гостей, но сидело за ним лишь трое: мужчина, орк и мальчик.

Никого из них на самом деле не было. Мужчина, величаво сидевший за хозяйским местом, немного возвышался над остальными – его стул, вырезанный из мамонтовой кости, походил скорее на трон. Он видел сон; и его сон длился уже очень долго. Зал, трофеи, огонь, стол вместе с орком и мальчиком – все это было лишь частью его сна.

Орк по левую руку от него был стар, но все еще силен. Яркий огонь камина и свет факелов мерцали на страшном черепе, нарисованном на его каменном лице. Он был шаманом, которому подчинялись великие силы, и даже сейчас, хоть он был всего лишь плодом воображения человека, выглядел пугающе.

Мальчик был совсем на него не похож. Возможно, раньше он был красивым ребенком, с большими глазами цвета морской волны, благородными чертами лица и золотистыми волосами. Но то было в прошлом, а теперь...

Мальчик был болен.

Он был худым и настолько изнуренным, что кости, казалось, могли прорвать кожу и вылезти наружу. Некогда яркие глаза иссохли и опустели, их покрывала тонкая пелена. Кожу покрыли гнойники, лопаясь и выделяя зеленую жижу. Ребенок дышал очень тяжело, его легкие хватались за каждый вздох, словно в удушье. Мужчине показалось, что он почти видел, как тяжело бьется сердце, которое должно было остановиться давным-давно, но все еще продолжало трепетать.

– Он до сих пор здесь, – сказал орк, указав пальцем на мальчугана.

– Ненадолго, – ответил мужчина.

Как будто в ответ на его слова, мальчик закашлял. На стол брызнули кровь и желчь, он вытер бледный рот гноящейся тощей рукой. Он набрал воздуха, чтобы возразить. Его голос дрожал, это далось ему нелегко.

– Ты... еще не победил его. И я... докажу тебе.

– Ты столь же глуп, как и упрям, – прорычал орк. – Битва выиграна уже давным-давно.

Мужчина сжал подлокотники стула, слушая их. Этот сон повторялся снова и снова уже несколько лет, и теперь его это уже не развлекало, а утомляло.

– Мне надоела эта борьба. Покончим с ней раз и навсегда.

Орк искоса посмотрел на мальчишку, и нарисованный череп кошмарно оскалился. Мальчик снова закашлял, но под вниманием орка не дрогнул. Медленно, с достоинством он выпрямился, а его молочные глаза от орка перевелись на человека.

– Да, – сказал орк, – оно тебе ни к чему. Скоро пробуждение. Так очнись же, и снова явись в этот мир.

Он тоже повернулся к человеку, его глаза сверкнули.

– Пройди снова тот путь, что ты избрал.

Нарисованный череп, казалось, слетел с головы, словно живя своей жизнью, и комната стала меняться с каждым его движением. Узорные канделябры, что раньше были из простой древесины, вдруг ожили, вздрогнули и колыхнулись, факелы в их пастях заполыхали и отразили невообразимый танец теней в такт раскачивающим головы истуканам. Снаружи завыл ветер, и двери в зал распахнулись. Вокруг них закружил снег. Человек протянул руки и позволил ледяному ветру плащом обвиться вокруг него. Орк засмеялся, и череп, плывущий над его лицом, испустил безумный раскат смеха.

– Позволь мне показать тебе, что твоя судьба переплетена с моей. И ты познаешь истинную силу, лишь уничтожив его.

Мальчик, маленький и хрупкий, от сильных порывов холодного ветра слетел со стула. Дрожа, он с усилием пополз, его дыхание почти прекратилось, когда он изо всех сил попытался забраться назад. Он бросил на человека взгляд надежды, страха и непонятно откуда взявшейся решимости.

– Еще не все кончено, – прошептал он, и, несмотря на орка и смеющийся череп, несмотря на вопль ветра, человек его услышал.