"Артур Шопенгауэр. Об университетской философии" - читать интересную книгу автора

покажется опасным; но к этому можно отнестись с полным спокойствием, в
уверенности, что они все-таки придут к раз навсегда поставленной цели.
Поистине, иногда хочется думать, что их философские изыскания во всей
своей серьезности закончены ими еще до двенадцатилетнего возраста и что
уже тогда окончательно установилось их воззрение на сущность мира и на то,
что с нею связано: после всех философских рассуждений и головокружительных
уклонений, под руководством отважных проводников, они в конце концов
всегда приходят к тому, правдоподобность чего внушается нам обыкновенно в
названном возрасте и что они, по-видимому, принимают даже за критерий
истины. Все иноверные философские учения, с которыми им приходится иметь
дело в. течение своей жизни, как им кажется, существуют только для того,
чтобы получать себе опровержение и тем служить к вящему подтверждению
собственных догматов. Даже удивлению подобно, как это они, проводя свою
жизнь с таким обилием злых ересей, сумели однако в полной чистоте
сохранить свою внутреннюю философскую невинность.
У кого после всего сказанного остается еще какое-нибудь сомнение в духе
и целях университетской философии, тот пусть посмотрит на судьбу
гегелевской лжемудрости "...".
Справедливость требует однако, чтобы об университетской философии
судили не только, как это сделали мы здесь, с точки зрения ее показной, но
и с точки зрения ее истинной и подлинной цели. А эта последняя к тому, что
будущие референдарии, адвокаты, врачи, кандидаты и педагоги даже в самой
глубине своих убеждений получают направление, соответствующее видам, какие
имеет на них государство и его правительство. Против этого я ничего не
имею возразить и потому в данном отношении умолкаю. Ибо я не считаю себя
компетентным судьей по вопросу о необходимости или излишестве подобного
политического средства: я предоставляю это тем, на которых лежит тяжелая
задача управлять людьми, т. е.
поддерживать законы, порядок, спокойствие в мире среди многомиллионной
массы существ, в огромном большинстве случаев безгранично-эгоистических,
не знающих правды и справедливости, нечестных, завистливых, злобных и
притом весьма ограниченных и упрямых, и охранять немногих обладателей
какого-либо достояния - против бесчисленного множества тех, у кого нет
ничего, кроме физических сил.
Задача этих правителей так трудна, что я по истине не дерзаю спорить с
ними о средствах, пригодных для ее решения. Ибо слова: "я каждое утро
благодарю Бога, что мне не надо заботиться о римской империи" всегда были
моим девизом. Но именно государственные цели университетской философии и
стяжали гегелевщине столь беспримерное министерское благоволение. Ибо для
нее государство было "абсолютно совершенным этическим организмом", и всю
цель человеческого бытия она сводила к государству. Могла ли существовать
лучшая подготовка для будущих референдариев, а затем правительственных
чиновников, чем та, в силу которой все их существо и жизнь, тело и душа,
целиком отдавались государству, как пчела принадлежит улью, и в силу
которой им ничего другого не оставалось добиваться ни в этом, ли в
каком-либо ином мире, кроме того, чтобы стать колесами, пригодными
содействовать поддержанию хода великой государственной машины... Таким
образом, референдарий и человек вполне здесь совпадали. Это был истинный
апофеоз филистерства.
Но иное дело - отношение такой университетской философии к государству,