"Михаил Шолохов. Председатель РевВоенСовета республики" - читать интересную книгу автора

вание, отвернулся, а Фомин ощеряется:
- Ты не вороти нос! Тебя в точности так оборудуем и хутор ваш
закоснелый коммунистический ясным огнем запалим с четырех концов!..
Я на слова горячий, невтерпеж мне стало переносить, и отвечаю им очень
жестоко:
- По мне пущай кукушка в леваде поплачет, а что касаемо нашего хутора,
то он не один, окромя его, по России их больше тыщи имеются!
Достал я кисет, высек огня кресалом, закурил, а Фомин коня поводьями
трогает, на меня наезжает и говорит:
- Дай, браток, закурить! У тебя табачишко есть, а мы вторую неделю
бедствуем, конский помет курим, а за это не будем мы тебя казнить, зарубим,
как в честном бою, и семье твоей перекажем, чтоб забрали тебя похоронить...
Да поживей, а то нам время не терпит!..
Я кисет-то в руке держу, и обидно мне стало до горечи, что табак,
рощенный на моем огороде, и донник пахучий, на земле советской коханный,
будут курить такие злостные паразиты. Глянул на них, а они все опасаются до
крайности, что развею я по ветру табак. Протянул Фомин с седла руку за
кисетом, а она у него в дрожание превзошла.
Но я так и сработал, вытряхнул на воздух табак и сказал:
- Убивайте, как промеж себя располагаете. Мне от казацкой шашки смерть
принять, вам, голуби, беспременно на колодезных журавлях резвиться, одна
мода!..
Начали они меня очень хладнокровно рубать, и упал я на сыру землю.
Фомин из нагана вдарил два раза, грудь мне и ногу прострелил, но тут услыхал
я со шляха:
Пуць!.. Пуць!..
Пули заюжали круг нас, по бурьянку шуршат. Смелись мои убивцы и - ходу!
Вижу, по шляху милиция станишная пылит. Вскочил я сгоряча, пробег сажен
пятнадцать, а кровь глаза застит и кругом-кругом из-под ног катится земля.
Помню, закричал:
- Братцы, товарищи, не дайте пропасть!
И потух в глазах белый свет...
Два месяца пролежал колодой, язык отнялся, память отшибло. Пришел в
самочувствие - лап, а левая нога в отсутствии: отрезана по причине антонова
огня...
Возвернулся домой из окружной больницы, чикиляю как-то на костыле возле
завалинки, а во двор едет станишный военком и, не здороваясь, допрашивается:
- Ты почему прозывался председателем Реввоенсовета и республику объявил
на хуторе? Ты знаешь, что у нас одна республика? По какой причине автономию
заводил?!
Только я ему на это очень даже ответил:
- Прошу вас, товарищ, тут не сурьезничать, а засчет республики могу
объяснять: была она по случаю банды, а теперича, при мирном обхождении,
называется хутором Топчанским. Но поимейте себе в виду: ежели на Советскую
власть обратно получится нападение белых гидров и прочих сволочей, то мы из
каждого хутора сумеемся сделать крепость и республику, стариков и парнишек
на коней посажаем, и я хотя и потерявши одну ногу, а первый категорически
пойду проливать кровь.
Нечем ему было супротив меня крыть, и, руку мне пожавши очень крепко,
уехал он тем следом обратно.