"Михаил Шолохов. Коловерть" - читать интересную книгу автора

- У вас, подъесаул, благог-одная душа и мужественное сег-дце. Дайте я
вас по г-усскому обычаю г-асцелую за вашу самоотвег-женность в деле служения
пг-естолу и г-одному наг-оду!..
Троекратный чмок и пауза.
- Как вы полагаете, дог-огой подъесаул, не вызовем ли мы г-асстг-елом
возмущения сг-еди беднейших слоев казачества?
Долго молчал подъесаул Крамсков Михаил, потом, головы не поднимая,
сказал глухо:
- Есть надежные ребята в конвойной команде. С ними можно отправить в
Новочеркасскую тюрьму. Не проговорятся ребята... А арестованные иногда
пытаются бежать...
- Я вас понимаю, подъесаул!.. Можете г-ассчитывать на чин есаула. Дайте
пожать вашу г-уку!..

XII

Сарай для военнопленных, как паучье гнездо паутиной, опутан колючей
проволокой. По ту сторону Игнат и Пахомыч, с лицами чугунными, опухшими; с
улицы сынишка Игнатов в картузе отцовском и старуха Пахомычева руками
окаменевшими к проволоке тоскливо пристыла, моргает веками кровяными, рот
кривит, а слез нет - все выплакала.
Пахомыч тяжело ворочает разбитым языком:
- Пшеницу нехай Лукич скосит, заплатишь ему, отдашь телушку-летошницу.
Губами пожевал, сухо закашлялся:
- По нас же не горюй, старуха!.. Пожили... Все там будем. Посля
панихидку отслужи. Поминать будешь, не пиши: "красногвардейца Петра", а
прямо - "воинов убиенных Петра, Игната, Григория"... А то поп не примет...
Ну, затем прощай, старуха!.. Живи... Внука береги. Прости, коль обидел
когда...
Сынишку Игнат на руки взял; часовой, как будто не видит, отвернулся.
Пальцами прыгающими из камыша мельницу мастерит сыну Игнат:
- Папаня, а чего у тебя кровь на голове?
- Это я ушибся, сынок.
- А начто тебе вон энтот дядя ружьем вдарил, как ты из сарая выходил?
- Чудак ты какой!.. Он нарочно вдарил, шутейно...
Молчат. Камышовые былки под ногтями у Игната перезванивают.
- Пойдем домой, папаня? Ты мне мельницу дома сделаешь.
- Ты с бабуней иди, сынушка...- Губы у Игната жалко дрогнули,
покривились.- А я потом приду...
Ходит Игнат по двору, будто волк на привязи, ногу, прикладом перебитую,
волочит и тельце маленькое, щуплое к груди жмет, жмет, жмет.
- Папанька, начто у тебя глаза мокрые?
Молчит Игнат.
Потухли сумерки. С луга, с болот уремистых, из зарослей ольхи и
мочажинника туман на сады свалился росой - проседью серебряной. Траву
притолок к земле, захолодевшей и влажной.
Из сарая вышли кучкой. Офицер с погонами подъесаула, в папахе
каракулевой, высокий, узенький, сказал тихо, вполголоса, самогонным
перегаром дыша:
- Далеко не водить!.. За хутор, в хворост!..