"Михаил Шолохов. Двухмужняя" - читать интересную книгу автора

в грудь.
Анна качнулась, вскрикнула, хотела поймать руку мужа, но тот, хрипло
матюкаясь, ухватил ее за волосы, ногою с силой ударил в живот. Грузно упала
Анна на пол, раскрытым ртом ловила воздух, задыхалась от жгучего удушья. И
уже равнодушно ощущала тупую боль побоев и словно сквозь редкую пленку
тумана видела над собою багровое, перекошенное лицо мужа.
- Вот, вот, на тебе!.. Не хочешь!.. Ага, шкуреха... Ты у меня запляшешь
на иные лады!.. Получай!.. Получай!..
С каждым ударом, падавшим на неподвижное, согнутое на полу тело жены,
сильнее злобою закипал Александр, бил размеренней, старался попасть ногою в
живот, грудь, в закрытое руками лицо. Бил до тех пор, пока не взмокла потом
рубаха и устали ноги, потом надел папаху, сплюнул и вышел во двор, крепко
хлопнув дверью.
На улице, возле ворот, постоял, подумал и через поваленные плетни
соседского огорода побрел к Лушкесамогонщице.
Анна пролежала на полу до вечера. Перед сумерками в горницу вошел
свекор, буркнул, трогая ее носком сапога:
- Ну, вставай!.. Знаем и без этого, что притворяться горазда... Чуть
тронул пальцем муж, она уж и вытянулась!.. Побеги в Совет, пожалуйся...
Вставай, что ли?.. Скотину-то кто за тебя убирать станет? Аль работника
нанять прикажешь? - Пошел в кухню, шаркая ногами по земляному полу.- Жрать
она за четверых управляется, а работать... Эх, совесть-то у людей!.. Ты ей
плюй в глаза - скажет: божья роса!..
Оделся свекор, пошел убирать скотину. В люльке завозился, заплакал
ребенок. Анна очнулась, привстала на колени, выплюнула из разбитого рта
песок, смоченный слюной и кровью, сказала, трудно шевеля губами:
- Головонька ты моя бедная...
За Качаловкой на бугре, расписанном плешивыми крутовинами талого снега,
вечер встречал ночь. По рыхлым ноздреватым сугробам шли в поселок зайцы
зоревать. В Качаловке реденькие желтенькие пятнышки огней. Ветер стелет по
улицам духовитую кизячную вонь.
Пришел Александр домой перед ужином. Упал на кровать, прохрипел:
- Анна!.. Са-по-ги...- и уснул, храпя, смачивая подушку клейкими
слюнями.
Анна дождалась, пока угомонился свекор на печке, схватила ребенка и
выбежала во двор. Постояла, прислушиваясь к торопливому выстукиванию сердца.
Над Качаловкой шагала ночь. С крыш капало, курился сложенный в кучи навоз.
Снег под ногами сырой и хлюпкий. Прижимая к груди ребенка, спотыкаясь,
зашагала Анна по проулку к качаловскому пруду, синевшему грязной голубизною
льда. Возле пруда несжатый камыш скрежещет под ветром и надменно кивает Анне
лохматыми головками.
Подошла к проруби. Черную воду затянуло незастаревшим ледком, около
проруби сметенные в кучу осколки льда и примерзший бычий помет.
Крепче прижимая к груди ребенка, глянула Анна в черную раззявленную
пасть воды, стала на колени, но вдруг - неожиданно и глухо под пеленками и
одеялом - заплакал ребенок. Стыд горячей волною плеснудся Анне в лицо.
Вскочила и, не оглядываясь, побежала к коллективу. Вот они, тесаные
пожелтевшие за зиму ворота, знакомый родной гул пыхтящего в сарае динамо...
Качаясь, взбежала по крыльцу, скрипнули двери коридора, сердце
наперебой с ногами отстукивает шагиудары. Третья дверь налево. Постучала.