"Михаил Шолохов. Тихий Дон (книги 3, 4)" - читать интересную книгу автора

еще более запохожившийся на бабу.
Отряд насчитывал неполную сотню. У Петра помощником был вахмистр
Латышев, вышедший на хутор Татарский в зятья. Григорий командовал взводом.
У него почти все казаки были с нижнего конца хутора: Христоня, Аникушка,
Федот Бодовсков, Мартин Шамиль, Иван Томилин, жердястый Борщев и
медвежковатый увалень Захар Королев, Прохор Зыков, цыганская родня -
Меркулов, Епифан Максаев, Егор Синилин и еще полтора десятка молодых
ребят-одногодков.
Вторым взводом командовал Николай Кошевой, третьим - Яков Коловейдин и
четвертым - Митька Коршунов, после казни Подтелкова спешно произведенный
генералом Алферовым в старшие урядники.
Сотня грела коней степной рысью. Дорога обегала залитые водой музги,
ныряла в лощинки, поросшие молодой кугой и талами, вилюжилась по лугу.
В задних рядах басисто хохотал Яков Подкова, тенорком подголашивал ему
Андрюшка Кашулин, тоже получивший урядницкие лычки, заработавший их на
крови подтелковских сподвижников.
Петро Мелехов ехал с Латышевым сбочь рядов. Они о чем-то тихо
разговаривали. Латышев играл свежим темляком шашки. Петро левой рукой
гладил коня, чесал ему промеж ушей. На пухлощеком лице Латышева грелась
улыбка, обкуренные, с подточенными коронками зубы изжелта чернели из-под
небогатых усов.
Позади всех, на прихрамывающей пегой кобыленке трусил Антип Авдеевич,
сын Бреха, прозванный казаками Антипом Бреховичем.
Кое-кто из казаков разговаривал, некоторые, изломав ряды, ехали по
пятеро в ряд, остальные внимательно рассматривали незнакомую местность,
луг, изъязвленный оспяной рябью озер, зеленую изгородь тополей и верб. По
снаряжению видно было, что шли казаки в дальний путь: сумы седел раздуты
от клажи, вьюки набиты, в тороках у каждого заботливо увязана шинель. Да и
по сбруе можно было судить: каждый ремешок испетлян дратвой, все прошито,
подогнано, починено. Если месяц назад верилось, что войны не будет, то
теперь шли с покорным безотрадным сознанием: крови не избежать. "Нынче
носишь шкуру, а завтра, может, вороны будут ее в чистом поле дубить", -
думал каждый.
Проехали хутор Крепцы. Крытые камышом редкие курени замигали справа.
Аникушка достал из кармана шаровар бурсак, откусил половину, хищно оголив
мелкие резцы, и суетливо, как заяц, задвигал челюстями, прожевывая.
Христоня скосился на него:
- Оголодал?
- А то что ж... Женушка напекла.
- А и жрать ты здоров! Чрево у тебя, стало быть, как у борова. - Он
повернулся к Григорию и каким-то сердитым и жалующимся голосом продолжал:
- Жрет, нечистый дух, неподобно! Куда он столько пихает? Приглядываюсь к
нему эти дни, и вроде ажник страшно: сам, стал быть, небольшой, а уж
лопает, как на пропасть.
- Свое ем, стараюсь. К вечеру съешь барана, а утром захочешь рано. Мы
всякий фрукт потребляем, нам все полезно, что в рот полезло.
Аникушка похохатывал и мигал Григорию на досадливо плевавшего Христоню.
- Петро Пантелеев, ночевку где делаешь? Вишь, коняшки-то поподбились! -
крикнул Томилин.
Его поддержал Меркулов: