"Михаил Шолохов. Тихий Дон (книги 3, 4)" - читать интересную книгу автора

Спутник его просто спал в седле, клонясь к конской гриве, сложив на луке
веснушчатые руки словно перед принятием причастия.
Из-под ног взвился стрепет, потянул над балкой, искрясь на солнце белым
пером. Приминая травы, с юга поплыл ветерок, с утра, может быть,
бороздивший Азовское море.
Через полчаса наехали на косяк, пасшийся возле Осинового пруда.
Солдатов проснулся, потягиваясь в седле, лениво сказал:
- Ломакина Пантелюшки косяк. Чтой-то его не видно.
- Как жеребца кличут? - спросил Мишка, любуясь светло-рыжим длинным
донцом.
- Фразер. Злой, проклятый! Ишь вылупился как! Повел!
Жеребец двинулся в сторону, и за ним, табунясь, пошли кобылицы.
Мишка принял отведенные ему косяки и сложил свои пожитки в полевой
будке. До него в будке жили трое: Солдатов, Ломакин и наемный косячник -
немолодой молчаливый казак Туроверов. Солдатов числился у них старшим. Он
охотно ввел Мишку в курс обязанностей, на другой же день рассказал ему про
характеры и повадки жеребцов и, тонко улыбаясь, посоветовал:
- По праву должон ты службу на своей коняке несть, но ежели на ней изо
дня в день мотаться - поставишь на постав. А ты пусти ее в косяк, чужую
заседлай и меняй их почаще.
На Мишкиных глазах он отбил от косяка одну матку и, расскакавшись,
привычно и ловко накинул на нее аркан. Оседлал ее Мишкиным седлом, подвел,
дрожащую, приседающую на задние ноги, к нему.
- Садись. Она, видно, неука, черт! Садись же! - крикнул он сердито,
правой рукой с силой натягивая поводья, левой сжимая кобылицын
раздувающийся храп. - Ты с ними помягче. Это на конюшне зыкнешь на
жеребца: "К одной!" - он и жмется к одной стороне станка, а тут не
балуйся! Бахаря особливо опасайся, близко не подъезжай, зашибет, - говорил
он, держась за стремя и любовно лапая переступавшую с ноги на ногу кобылку
за тугое атласно-черное вымя.



III

Неделю отдыхал Мишка, целые дни проводя в седле. Степь его покоряла,
властно принуждала жить первобытной, растительной жизнью. Косяк ходил
где-нибудь неподалеку. Мишка или сидя дремал в седле, или, валяясь на
траве, бездумно следил, как, пасомые ветром, странствуют по небу косяки
опушенных изморозной белью туч. Вначале такое состояние отрешенности его
удовлетворяло. Жизнь на отводе, вдали от людей, ему даже нравилась. Но к
концу недели, когда он уже освоился в новом положении, проснулся невнятный
страх. "Там люди свою и чужую судьбу решают, а я кобылок пасу. Как же так?
Уходить надо, а то засосет", - трезвея, думал он. Но в сознании сочился и
другой, ленивый нашепот: "Пускай там воюют, там смерть, а тут - приволье,
трава да небо. Там злоба, а тут мир. Тебе-то что за дело до остальных?.."
Мысли стали ревниво точить покорную Мишкину успокоенность. Это погнало его
к людям, и он уже чаще, нежели в первые дни, искал встреч с Солдатовым,
гулявшим со своими косяками в районе Дударова пруда, пытался сблизиться с
ним.