"Александр Шохов. Темная сторона Луны" - читать интересную книгу автора

переводчиков. Любопытно. Я сказал, что у меня есть для барона несколько
живописных полотен, которые могли бы его заинтересовать, и что я хотел бы с
ним встретиться. Ему обещали передать мои слова, записали мой домашний и
мобильный телефоны.
Потом я набрал номер Вилены.
- Вилена, это Виктор. Пожалуйста, приготовьте три любые картины вашего
мужа. Я заберу их сегодня и обязуюсь вернуть в целости и сохранности через
два-три дня.
- Хорошо. Виктор, я больше не заходила в мастерскую, но слышала там
странные звуки. Как будто бы громкие голоса, и что-то упало...
- Когда Вы их слышали?
- Примерно час назад.
- Почему же Вы мне не позвонили!? Я сейчас приеду, и мы посмотрим
вместе, хорошо?
- Я жду Вас.
Наспех одевшись, я выбежал из дома, поймал первую попавшуюся машину и
поехал в Лермонтовский переулок.

4. Рисунки с темной стороны.

В мастерской все было перевернуто. Мольберт отброшен к стене, метров
на десять от того места, где стоял раньше. На полу лежали обрывки бумаги,
какие-то карандашные эскизы... Они были хаотически разбросаны повсюду
вокруг того места, где вчера стоял мольберт. Повсюду, кроме стерильного
пятна. Похоже было, что бумаги выпали из рабочей папки художника. Но где же
тогда эта папка? Я подошел к рисункам. Карандашные линии. Обрывки,
обрывки... Два рисунка были почти целыми, хотя и сильно смятыми: не хватало
всего нескольких фрагментов. Я распрямил их и дополнил теми кусочками,
которые обнаружил неподалеку, приклеив их канцелярским клеем. Очень похожие
пейзажи. Отличие всего лишь в нескольких деталях. И ниже уровня почвы на
обоих изображены геологические пласты. Странно. Ведь Кобринский художник, а
не геолог.
- Вилена, это его рисунки?
- Да, я узнаю его руку.
- Видите, пейзаж изображен с геологическими пластами? Как Вы думаете,
зачем он нарисовал их?
- Не знаю. Он никогда раньше не рисовал таких пейзажей.
Я перевернул лист. На нем с обратной стороны была надпись: "Анакин.
Компания "ТиД". Найди. Покажи рисунки. Евгений".
- Это его почерк! - прошептала Вилена.
Оставшиеся обрывки через полчаса сложились в еще один целостный
рисунок: это был карандашный портрет Вилены. Когда все кусочки были
разглажены и наклеены, а на это потребовался еще час, я понял, почему
Михаил назвал Кобринского гениальным художником. Взгляд рестраврированного
портрета был полон жизни, тоски и... любви. Никакие слова не могли бы
передать это смешение эмоций. Я почувствовал, что на моих глазах выступили
слезы и посмотрел в другом направлении. Но впечатление от присутствия
портрета в комнате не исчезло. Вся мастерская художника оказалась заполнена
эманациями любви и тоски.
- Он жив, - сказал я. - Он дал понять, что жив. Это самое главное.