"Виктор Шнейдер, Кирилл Гречишкин. Акынская песня с прологом и эпилогом" - читать интересную книгу автора

которые есть всегда. И все это на нервах. И соседи за спиной шушукаются, и
смотрят ненавидяще, потому что - кооператор. Значит - богатый. Значит -
жулик, на народном горе наживается. Значит - бей буржуев! До последнего,
правда, дело еще не доходит. Да и какой он, по совести сказать, буржуй рядом
с теми же Полещуком и Бинским! Вот они действительно миллионеры. У них все
схвачено. От и до. У телохранителя Бинского каждое утро компьютер шлепает
новую расписку: мол, я, такой и такой, сегодня (число) нашел пистолет и несу
его сдавать в милицию. Чтоб, если что, даже за хранение огнестрельного
оружия не подкопались. И, между прочим, не Бинский, так Полещук его не
сегодня - завтра поглотит. Или разорит. Одно из двух. Не хотелось бы,
конечно, ни первого, ни второго. Второго, правда, больше. Хотя все чушь. Не
такие мы еще капиталистические. Но это нервы. Это все здоровье. Он не спит.
Стал агрессивен, на людей кидался. Из-за этого в большой мере, надо сказать,
и прогорела та валютная сделка. Американцы не доверяют хмурым. Им кажется,
что если ты угрюм, то дела твои полхи, конкуренты съедают или болезни - не
суть, но партнер ты уже ненадежный. Они не понимают, что в этой стране
просто нечему, нечему улыбаться! Здесь все грустные...
Теперь-то он уже не срывается, не кричит. Теперь хуже, наступила
какая-то глубинная усталость. Нет сил. Он не хочет, не видит смысла
работать, зарабатывать деньги, которые здесь некуда тратить, заниматься
чем-то, что никому не нужно. Хотя дело, казалось бы, хорошее и нужное, хоть
и несколько сомнительное с точки зрения морального кодекса строителя
коммунизма. Наоборот, тебя же еще и ненавидят, и вслед плюются. Он ничего не
хочет, даже жить. Пробовал самоубийство. Спасли. Больше не пытается, но
только из-за матери. И он, как машина, как заведенный, куда-то ездит, с
кем-то договаривается, что-то подписывает... Единственное оставшееся в нем
человеческое чувство - головная боль. Но уж она - постоянная.
- Эмигрируй, - протяжно, нараспев произнес то ли Володя, то ли, как
показалось Лене, кот, неотрывно следивший за гостем с первой минуты. Хотя,
конечно, Володя...
Эмигрируй! Легко сказать - эмигрируй. Во-первых, это крайне непросто
осуществить даже чисто технически. Израиль его не примет, потому что он
чисто русский. Хотя нет, не совсем: на одну четверть - татарин. Но не суть.
Да туда он и не хочет - вечно воюющая страна. Он и здесь едва от армии
укрылся... Есть один вариант, хотя и весьма зыбкий, но тут вступает другой
момент: Родина, ностальгия, родная речь, Невский проспект... С другой
стороны, все друзья там. И, честно говоря, ни один не плачет, назад не
рвется, разве что в гости. Опять же, вы человек ясновидящий, вам виднее...
Последняя фраза Володю слегка покоробила, но он тут же успокоился.
Решал Леня сам, кстати, не здесь и не сейчас, а много раньше, быть может -
подсознательно. Но есть люди, которым послушаться совета много легче, чем
принять точно то же решение самим. Однако пора было переходить к лечению как
таковому.
- А что, ты сказал, у тебя за головные боли?
Это как раз ерунда, не высыпается и все такое, а что? С этим и к
терапевту можно обратиться, тут дело, наверное, серьезней... Вас ради этого
беспокоить...
Володя угрюмо слушал эту тираду, задумчиво вертя в руках рамку.
- Встань.
Леня нерешительно встал. Ему на секунду показалось, что глаза Володи