"Виктор Шнейдер, Кирилл Гречишкин. Акынская песня с прологом и эпилогом" - читать интересную книгу автора

в старой записной книжке нашла.
- А-а, ну-ну-ну, чужой рукой написанный.
- Да. А ты откуда знаешь?
- Знакомый стиль.
- Чей, если не секрет? - спросил Аркаша с натужной беспечностью.
- Да мало ли... На Сида похоже, - и скороговоркой, будто проболтавшись:
- То есть нет, это, конечно, не он, но кто-то с очень похожим складом ума,
быть может...
Аркаша нахмурился.
Он ни на грош не верил, что Володя, которого они зовут Сидом, может
вести против него какую-то игру, поэтому и доверял ему все свои тайны, а
значит - был перед ним беззащитен...
- На Сида?.. Да... Он в последнее время... вообще... сильно изменился.
Эта непонятная, некстати выползшая из Аркаши фраза как будто была
сказана по Саниному заказу. Но, значит, медлить нельзя. Все придется сделать
сегодня, вопреки просьбе Сида подождать. Завтра его слова прозвучат уже
странно и как бы "вдогонку".
Сид - человек необидчивый. Он поймет, хотя сволочью обзовет
обязательно.
- И ты заметил, что он изменился? Да, это так. И знаешь почему?
Говорят...
... В этот момент засыпавший уже Бродяга резко открыл глаза, тряхнул
головой и выдохнул:
- Какая все-таки сволочь!
- Ты чего, Вовка? - толкнула его в бок Марина. - Кто сволочь?
Бродяга спал...
... Аркаша с тоской, но уже как-то отрешенно подумал, что не сможет,
как прежде, позвонить Володе, чтобы все обсудить.
Убежденному фрейдисту Сане удалось добиться своего: сперва заставить
Аркашу бояться Сида, а потом сунуть ему информацию, пусть самую бредовую, но
уменьшающую страх. Это было проделано так аккуратно, что Аркаша и сам не
заметил, что в нем произошло, и просто искренне жалел Володю, могучий
организм и мозг которого будет теперь разрушаться наркотиками.
Но почему? Чтобы получше это обдумать, Аркаша даже вышел на остановку
раньше, хотя и не любил ходить пешком.
Из-за чего люди начинают колоться? Из-за того же, из-за чего пьют и
курят: неурядицы на работе, заморочки с женщинами, скука... Последнее
походит на правду: человеку, который видит других насквозь, не может не быть
с ним скучно. (Аркаша даже в мыслях пытался польстить Володе, опасаясь, не
читает ли он их сейчас. ) Может быть, у него от этого поле увеличивается,
может быть - еще что-то: нормальные, человеческие мотивы могут и не
подходить. Но организм-то у него уж наверно человеческий! Значит, постепенно
наступит вялость, перестанет интересовать окружающее. Видимо, и ломать
начнет. Представив Сида в буйстве, Аркаша поежился и особенно остро
почувствовал, как срочно его надо спасать. И ни помощника, ни советчика.
Думать надо было самому.
Тоскливым одиночеством прожгли его светлые окна соседнего дома. За
каждым из них жили люди. Им, конечно, было тепло и уютно. У них играла
музыка, звучал смех. Им было хорошо. Так хорошо, что вовсе не нужно
отдергивать занавески и искать глазами в заоконной золотой осени одинокого