"Эрик-Эммануил Шмитт. Оскар и Розовая дама " - читать интересную книгу авторастульев, я понял, что сейчас они выйдут, и открыл первую подвернувшуюся
дверь. Вот так я оказался в стенном шкафу, где хранились щетки и швабры, и где я провел остаток утреннего времени, поскольку стенные шкафы (ты, Господи, возможно не в курсе?) открываются снаружи, а не изнутри, будто кто-то опасается, что ночью щетки, ведра и половые тряпки могут удрать! Так или иначе, я оставался в полной темноте и взаперти совершенно спокойно, потому что никого не хотелось видеть, и еще потому, что руки и ноги не слишком-то меня слушались после пережитого шока, то есть, после того, что мне пришлось услыхать. Ближе к полудню я почувствовал какое-то сильное оживление выше этажом. Слышались шаги, беготня. Потом отовсюду стали доноситься крики: - Оскар! Оскар! Мне нравилось слышать, как меня зовут, и не отвечать. Хотелось досадить всем на свете. Потом я, наверное, немного поспал, после чего послышалось шарканье галош мадам Н'да, нашей уборщицы. Она открыла дверь, и тут уж мы оба по-настоящему напугались: она - потому что не ожидала меня здесь увидеть, а я - потому что совершенно забыл, что она такая черная и что она может так сильно кричать. Затем случилась настоящая куча мала: они явились все - и доктор Дюссельдорф, и старшая сестра, и дежурные сестры, и нянечки. Вместо того, чтобы меня отругать, как я того ожидал, они вели себя, как виноватые, и я понял, что нужно немедленно воспользоваться этой ситуацией. - Я хочу видеть Розовую даму. - Да куда же ты подевался, Оскар? Ты в порядке? - Я хочу видеть Розовую даму. - Я хочу видеть Розовую даму. - Выпей стакан воды. - Нет, хочу Розовую даму. - Скушай кусочек... - Нет. Я хочу видеть Розовую даму. Гранитный утес. Прибрежная скала. Бетонная плита. Ничем не прошибешь. Я даже и не слушал, что мне говорят. Я хотел видеть мою Розовую маму. Доктору Дюссельдорфу было очень неудобно перед сотрудниками, что он не имеет на меня никакого вли-яния. Кончилось тем, что он не выдержал: - Пусть пойдут за этой дамой! Тогда я согласился передохнуть и поспал немного в своей комнате. Когда я проснулся, Розовая мама была здесь. Она улыбалась. - Браво, Оскар, ты добился своего. Влепил им знатную пощечину. Но в результате мне начали завидовать. - Плевать. - Это славные люди, Оскар. Очень славные. - Мне наплевать. - Что случилось? - Доктор Дюссельдорф сказал моим родителям, что я умру, и они сбежали. Я их ненавижу. И я все подробно ей рассказал, вот как тебе, Господи. - Эге, - сказала Розовая мама, - это напоминает мне мой матч в Бетюне против Сары Юп ля Бум, кет-чистки, которая натиралась маслом и выступала почти обнаженной. Ее прозвали угрем ринга, она буквально |
|
|