"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 2)" - читать интересную книгу автора

без обители в обители". Еще сказала: "Трудный твой путь, а ты не
сбивайся...""Понимаешь, с тобой путь этот, всегда...- сказала она с
решимостью, положила руки ему на плечи и смотрела в глаза.
- Да-рья!..- вскрикнул он, так называя ее впервые.- Моя Дарья!.. с
тобой, всегда!.. до конца!..
- Да, да...- шептала она как в забытьи.
- Дар мне ты... как же ты выросла, вся другая!.. и прежняя. Душу твою
хочу влить в себя, всю тебя!..- повторял он, захваченный чем-то новым, что
теперь видел в ней.
Это был взрыв всех чувств. Виктор Алексеевич записал в дневнике, что
испытал в тот памятный день, 12 июля:
"Это было чистое, высокое чувство, и оно передалось ей. Такого я
никогда не знал. Чем-то, не рассудком, постиг я, что она мне дарована. Может
быть, и до "взрыва" уже постиг, получив справку адвоката? Не знаю. "Взрыв"
раскрыл это чувство до полноты".
Забыв все, упал он к ее ногам. Тут постучали: "Депеша!" Виктор
Алексеевич прочел вслух: "Сдано пассажирским Мценск Циммерман".
- Браво, Юлий Генрих Циммерман!..- расхохотался он.
- Кто это - Циммерман? - спросила недоуменно Даринька.
Он просил сделать для него,- потерпеть. Вернутся в Уютово - узнает
маленькую радость.
Было около двух, в "Эрмитаже" оставлен за ними столик, надо не поздней
половины третьего: съезд из Петербурга,- ожидали проездом из Крыма
Государя,-все-переполнено. Просил приодеться ради такого дня, не в дорожном
же сереньком. Но в чем же?.. Все предусмотрено, и, кажется, недурно вышло.
Зашел купить зонтик, кстати и шляпку к зонтику, и удачно попалось на глаза,-
показал он на длинную картонку,- "Мерку твою я помнил, не понравится -
обмени".
- Хочешь закружить, кактогда?..- сказала она, убегая с коробкой в
будуарчик.
- О-очень хочу!..- крикнул он и услыхал восторженное: "Ах, безумец!"
Выбрано было - нельзя лучше: сливочное, легкое, как воздух, и без этого
надоедного хвоста! В чуть блеклых, травянистых буфах - "живые сливки...
сливочное-фисташковое". Такая же и шляпка, с выгнутыми полями, особенной
соломки... "Ну, что он только... совсем безумец!.." - слушал он восхищенное
"про себя".- "И митенки, и зонтик... ах, безумец!.."
Он остолбенел, когда она выпорхнула из будуарчика, с радостным
восклицанием: "Легкое до чего!.."
- Ты совершенно ослепительна...- говорил он, сходя за нею по бархатному
ковру лестницы, любуясь легкой ее походкой, напевая: "Но царевна всех милее,
всех..."
Катили к "Эрмитажу". День был нестерпимо жаркий, удушливый; дворники
поливали мостовую, парило от булыжника, томяще пахло спелой малиной от
ягодных палаток.
- Сейчас холодненьким освежимся,- не умолкал чем-то возбужденный Виктор
Алексеевич.
- Странный ты какой-то сегодня...- сказала Даринька, - совсем другой. И
вином пахнет от тебя...
- Шампанским, милая! хватили с адвокатом. Нельзя, сегодня день
исто-ри-ческий!.. Почему? Узнаешь.