"Иван Шмелев. Росстани" - читать интересную книгу автора

повел попить чайку "по-соседски" - с медом и кувшинным изюмом.
И рада была Арина, что нет гордости в братце, что совсем помягчел
Данила Степаныч, свой совсем стал, и не скучно ему будет теперь. Давно
забыла она, что было у ней с Семеном Морозовым в далеком прошлом; забыла и
простила, что променял ее Семен на девчонку из Черных Прудов. Век свой
прожила с ней бок о бок, всю жизнь не любила, а перед смертью, лет двадцать
назад, простилась и сама принесла смертную рубаху, взяла из непригодившегося
приданого.
И рада была сноха Семена, уже побежавшая оповестить по дворам, что
старик-от чай пить пошел к Лаврухину.
И с того дня частенько стал призывать к себе Данила Степаныч Сеньку
Мороза - стал вспоминать в нем прежнего Сеньку - и на прощанье давал то
двугривенный, то осьмушку духовитого чаю: так, бывало, ребятами делились они
горохом.
Вспоминалось и прошлое, и почему-то резче всего припомнилось, как
играли они в камушки на горох и обидел раз Сенька, а он, Данилка, залез на
ветлу и ревел:
- Се-енька Мороз... горо-о-шину ужилил... Напомнила им об этом Арина.
Так ясно напомнила, что вспомнил Данила Степаныч, как тогда покойник отец
отбивал косу и разбил себе палец, а Аришка стояла на бревнах. Так ярко
было - чудо чудесное, - вот протереть глаза, и увидишь все. Здесь где-то,
близко оно, давнее, и нет его... И многое другое помнили. Помнил Семен, как
бил он в Медвежьем враге Данилку. Бились они в Медвежьем враге с Данилкой
из-за рыжей девки из Шалова, и одолел тогда Сенька Мороз, тряс за душу
Данилку и кричал в посиневшее лицо: "Живот али смерть?" Помнил и Данила
Степаныч... Все хорошо вспомнили бы, но об этом не было помину. Так хорошо,
что остался на памяти, неведомыми путями, треск замятого в драке куста и
высокие белые шапки болиголова, буйно разросшегося в Медвежьем враге, - вот
посмотреть отсюда, прямо за речкой, где лавы и где вьется еще и теперь
тропка на Шалово.
И вот стали яснеть и жить, казалось, совсем небывшие, затерявшиеся
черты былого, вставали, освеженные местом. И чуть ли еще и не теперь жила с
ними вон та, как и тогда, развесистая ветла, на которой ревел о горошине
Данилка.
И кто знает, если бы пришел какой чародей и сказал им: "Хотите, вот
оберну вас в Сеньку и Данилку, и деритесь опять за горошину, и пусть опять
все пойдет старым путем", - не сказали ли бы они ему: "Хорошо!"
И забыл бы тогда Данила Степаныч все черное и тяжелое в своей жизни:
как собирал первую тысячу, тревоги и бессонные ночи, как хоронил, как болел;
забыл бы свои дома и бани. И Семен Морозов тоже забыл бы все: годы на
водокачках и у банных котлов, как в смертном страхе тонул в реке, как
замерзал в поле в метель, как помирали дети и как отмяло ему колесом три
пальца, - все, что ломало и било его за долгую жизнь.
Не было чародея, а то бы...

IV

В погожие дни брел Данила Степаныч на речку. Работник Степан нес за ним
раскладной стульчик. Присаживались и молчали. Данила Степаныч переводил
занявшийся дух, а Степан покуривал из кулака на травке. Стрекотали по