"Иван Шмелев. Росстани" - читать интересную книгу автора

- Попригляди уж за коровенкой-то... московская ведь...
- Да уж... гхе!...
Покрестился и потянул из стаканчика, не спеша, запрокидывая голову.
Сказал сипло:
- Шибко доиться будет, тетка Арина... без зацепу проскочило. И где вы
такое винцо берете!...
Обсосал ус и заковылял, закручивая на ходу через спину свой долгий
кнут.
А на зорьке разбудила Данилу Степаныча жалейка под окнами. Сперва и не
разобрал, что такое. С минуту лежал затаившись, слыша, как застучало сердце,
и когда понял, что это Хандра-Мандра играет, заложил руки за голову,
уставился в сосновый потолок и слушал. Ах, жалейка!

Ти-и-а-а-и-и-и-а... ти-и-и-и-а-а-и-и-и...

Ах, жалейка!
Шло давнее, в ноющих переливах, далекое, совсем похороненное. И уже
видел Данила Степаныч, как верха Медвежьего врага золотятся, лужок в росе,
на речке туман, окна горят к восходу...
Закрыл глаза, совсем затаился, не слыша затекших ног, а Хандра-Мандра
все играл, все глубже вытягивал, тащил из страшной дали живые вороха...
Ревели коровы утренним бодрым ревом. И в этих ревах и живых
вскрикиваниях жалейки пробиралась тоскливая дума, что это последние голоса и
жизнь уходит. Самое-то хорошее и прошло.
Скрипнули творила сарая. Сиплый, утренний, голос Арины понукал ласково:
- Ну, ну, дурашка... Христос с тобой, матушка... иди, иди...
Слышалась в тихом утре тяжелая ступь, и потянуло сытое тягучее мычанье.
Крепко, как из пистолета, ударил кнут, побежало, рассыпалось по горам и
отдалось в овраге. Всегда отдавалось. Мальчишками стояли, бывало, у крайней
избы, где жил старик Золотой, - когда было! - и кричали к оврагу. И отвечал
овраг. И теперь отвечает. И петухи в овраге поют, и жалейка играет, и
перекликаются бабьи голоса.
И когда услыхал Данила Степаныч, как рассыпалось щелканьем, сказало в
нем затаенное, что хорошо это, что он опять здесь и теперь уже больше не
уедет. Что это все было неизменно полвека, когда его не было здесь, и каждое
утро играла жалейка, и без него продолжалась его детская жизнь. И было ему
грустно, и думалось, что уже выводятся настоящие пастухи, помрет
Хандра-Мандра и здесь уже не будут играть так. Последние это пастухи.
И припомнилось ему еще, как лет тридцать назад приезжал он сюда с
жидом-компаньоном, которого звали Яша, - через него купил он на слом
княжеские дома на Поварской и выстроил на складчину первый доходный дом и
выгодно продал. И привез он тогда этого Яшу, - вот был человек! - к себе на
родину, показывал на радостях свое место, - вот откуда вышел! - а Яша хвалил
все и говорил: "Вот место хорошее! вот где дач можно наставить!" Пили тогда
они в большой компании, заставили ловить по омутам рыбу и раков, - сила
раков была! Пили-пили, девок согнали, уху варили... Было дело... А на зорьке
заиграл Хандра. Призвали его тогда на свое гулянье, к ветлам, за деревню, и
напоили. Коньяком поили. Вот тогда он играл! Жид плакал и все хотел дачу
себе на горе ставить и жить совсем. А Хандру в омуте купали, приводили к
жизни...