"Андрей Валентинович Шмалько. Флегетон " - читать интересную книгу автора

Уже здесь, в Голом Поле, когда мы немного обустроились и отоспались,
сорокинцы стали потихоньку искать друг друга. В общем, нас осталось не так
уж мало, как можно было бы предположить. Правда, эти сорокинцы уже в
основном крымские, последнего призыва. Хотя бывают и чудеса: нашелся один
прапорщик из той самой третьей роты, которую паровозный машинист Билаш
расстрелял своими тачанками под Волновахой. Третью роту мы заочно отпели - и
вот надо же! А от моей роты остались лишь мы с поручиком Успенским и девять
нижних чинов. Отвоевалась вторая рота.
Между прочим, в первые недели мы, сорокинцы, вынуждены были отстаивать
здесь свою, с позволения сказать, индивидуальность. Дело в том, что
Фельдфебелю вздумалось нас побрить. А это уж - извините. Устав, конечно,
уставом, но все в нашей Добровольческой армии знали, что сорокинцы изволят
щеголять с бородами. Точнее, с короткими такими бородками. В конце концов,
никто не заставляет дроздовцев снять эти дурацкие пенсне, хотя зрение у
большинства из них отменное. И все потому, что полковник Дроздовский был
слегка близорук. Ну и пусть носят. И наши бороды оставьте в покое. После
долгих пререканий Фельдфебель так и сделал, и теперь сорокинца узнаешь
сразу. Правда, штабс-капитан Дьяков бороду все-таки сбрил. Ну, ему виднее,
тем более, что борода ему не очень шла. Вот подполковнику Сорокину с его
бородкой было неплохо. Нам, во всяком случае, нравилось.
В Мелитополе мы сразу же разделились. Штабс-капитан Дьяков, теперь уже
на правах командира отряда, отправился искать начальство, а заодно, что для
нас было куда важнее, какую-нибудь крышу над головой. Мы же с поручиком
Успенским и несколькими нижними чинами поспешили на станцию, где, по слухам,
должен был стоять санитарный поезд. Надо было спешить - нашим тяжелораненым,
а их оставалось теперь только двое, было совсем скверно, и подполковник
Сорокин все никак не приходил в себя, хотя в дороге мы пустили весь наш
оставшийся спирт ему на компрессы. Санитарный поезд действительно оказался
на станции, но пришлось долго ругаться и доказывать невесть что, прежде чем
эта тыловая сволочь согласилась принять наших раненых.
Подполковник Сорокин так и не пришел в себя. Нас уже порадовали
диагнозом: крупозное воспаление легких. Его уложили на носилки, и он лежал,
длинный, худой, и темная отросшая борода торчала вверх, а мы все стояли
рядом, надеясь, что он откроет глаза. В конце концов санитары самым
невежливым образом отодвинули нас с поручиком Успенским в сторону и втащили
носилки в вагон. Поезд должен был скоро отправляться, и мы смогли лишь
узнать, что раненых, вероятнее всего, отвезут в Карасубазар или в
Симферополь.
В самом Мелитополе творилось что-то несусветное, впрочем, вполне
знакомое; похоже, город никто не собирался защищать, толпа штурмовала
вокзал, а редкие колонны наиболее напуганных или, наиболее смелых шли пешком
из города, навстречу морозу и махновцам. Прошел слух, что комиссары уже в
Бердянске, впрочем, толком никто ничего не знал. Штабс-капитан Дьяков,
пробегав полдня, выяснил, что никого из старших командиров в городе нет, но
скоро сюда должен прибыть генерал Андгуладзе, начдив 13, и мы отходим в его
распоряжение. Мне, честно говоря, было все равно - генерала Андгуладзе я не
знал, и с кем защищать Мелитополь или драпать из того Мелитополя мне, как и,
думаю, всем в отряде, было безразлично. Некоторый интерес представляло
другое обстоятельство: собиралось ли командование вообще оборонять Крым?
Этого штабс-капитану Дьякову, само собой, никто не сообщил, и мы с ним,