"Павел Шкарин. Куб " - читать интересную книгу автора

кажется, что я умираю.
Но вот через несколько секунд я понимаю, что все не так уж плохо, а
потом... потом... "Что же может быть лучше?" - думаю я, проваливаясь в
пучину сильнейшего, навалившегося невесть откуда кайфа, проваливаясь туда,
откуда возвращаются лишь единицы.
Слушая россказни Олега тогда, в начале марта, я усиленно убеждал себя в
том, что я буду держаться ото всего этого подальше, мысленно внушал себе,
что в мире есть столько всего более интересного, чем этот
кустарно-химический искусственный рай. Но где-то в темных подвальных уголках
психики уже начали оживать сраные иррациональные страстишки. Я брезгливо,
поспешно и испуганно погасил в себе все эти порывы и позывы, не подав Олегу
вида, что они у меня существуют.
И все-таки почему Олег это сделал? Предоставим слово ему самому. По
моей просьбе Олег перечислил ряд основных предпосылок ( изрядно начитавшись
перед этим Фрейда):
П р е д п о с ы л к и    о т    О л е г а.
1. Романтический образ наркомана как утонченного, красивого человека,
живущего непостижимой и интригующе интересной жизнью, отличной от той,
которая мне известна. Т.е. частичная загрузка Сверх-Я материалом, связанным
с людьми, употребляющими психоактивные вещества. Материал, относящийся к
Сверх-Я, вообще теперь крайне противоречив: сначала - сознательное желание
быть похожим на наркомана и уход в тень здоровой части Сверх-Я, затем,
вследствие появления массы негативного опыта, имеющего непосредственное
отношение к соответствующему образу жизни, сознательное желание быть похожим
на наркомана уступает место здоровым идеалам, и официально Идеалом-Я
становится здоровый человек, а образ наркомана вытесняется. Но
"вытесняется" - не значит "пропадает", и поэтому, помимо сознательного
стремления к здоровью, за многими действиями все же заметны мотивации,
связанные со стремлением, пусть и бессознательным, к образу наркомана.
Остается лишь добавить, что такая инверсия (перемена сознательного и
бессознательного идеала) у меня имела место на 2-3-ий месяцы потребления
винта..
2. Повод умереть. Вообще, все действия, мотивируемые инстинктом смерти,
официально всегда получают более приемлемую мотивацию ("Иду на войну не
потому, что хочу умереть, а потому, что это мой долг перед отчизной...").
Сознательной истинная мотивация таких действий, как желание умереть, почти
никогда стать не может.
3. Мнение, что наркотики повышают уровень социальной адаптированности
(незамедлительное появление большого числа новых "друзей", подруг и знакомых
немедленно это "подтвердило").
4. Слухи о том, что винт - "интеллектуальный" наркотик ("Мы очень
умны - и будем еще умнее и круче"). Т.е. мнимый внутренний рост.
5. Впечатления от слабых наркотиков перестали удовлетворять (приносить
такое же удовольствие, что и поначалу), захотелось чего-то покрепче - погоня
за удовольствиями.
Шляясь в очередной раз по подземному комплексу на Манежке в погожий
мартовский день, мы с Олегом повстречали Дениса. Он был со своим
институтским приятелем, еще одним Денисом - небольших размеров тихим
пареньком. Оба они были под винтом, и, как следствие, вели себя оживленно.
Денис (тот, что покрупнее) вовсю нахваливал винт: "Становишься просто другим