"Павел Шкарин. Куб " - читать интересную книгу авторамистической ерунде, придя к убеждению, что всё это вторично, и не какие-то
темные потусторонние буки сеют в этом мире боль и ужас, а обычные смертные люди, и зло и добро обитают не в заоблачной выси, а рядом с нами, в повседневной обыденности. Ужас прост и будничен, мы живем с ним бок о бок и настолько с ним свыклись, что уже и не замечаем его. Надо сказать, что я никогда не был зациклен на мрачных сатанинских культах: я интересовался, например, язычеством, имеющим, на мой взгляд, скорее светлую энергетику, да и вообще религиями и верованиями мира. Я всегда был неравнодушен к различным асоциальным деструктивным явлениям, тяготел к любым формам экстремизма: будь то политический экстремизм (я метался от крайне левых взглядов к крайне правым, в 17 лет имел серьезные намерения вступить в ряды Национал-Большевистской Партии Эдуарда Лимонова, объединившей под своим крылом разношерстное сборище радикально настроенных молодых людей, так и не сумевших толком идентифицировать себя как "крайне правых" или "крайне левых", имеющих за душой чаще всего эклектичные, разрозненные политические воззрения, а иногда просто тягу к экстремизму - в общем, как раз то, что мне было нужно в то время), или же, например, футбольный фанатизм. Отмечу одну важную закономерность: чаще всего мой интерес к вышеупомянутым темам носил чисто теоретический характер - я не вступил в какую-нибудь секту сатанистов, не стал членом НБП, не состоял в фанатской группировке и т.д. Моё тяготение ко всему экстремальному и запредельному не имело таким образом практической реализации, инстинкт самосохранения не позволял перешагнуть грань между безопасным теоретическим ознакомлением с позиции постороннего наблюдателя (пусть даже сочувствующего) и конретными С раннего детства ничто на свете не вызывало во мне большего удовольствия, чем заниматься творчеством самому и познавать плоды творческого самовыражения других людей. Сложно, пожалуй, найти такой вид творчества, который бы оставлял меня равнодушным, где бы у меня не было своих любимых авторов. В 14 -15 лет меня уже куда больше занимали философско-художественные изыскания, творчество Достоевского и Сартра, Тарковского и Сокурова, Кандинского и Филонова, чем ежедневная пустая возня и трёп во дворе со стадом оболтусов, которым были абсолютно по пенисне какие бы то ни было высокие материи. Мне необходимо было общение со сколь-нибудь интеллектуально содержательными, самобытными и неординарными людьми, не чуждыми творческой активности, с которыми можно было бы поделиться прочитанным, увиденным и услышанным, от которых я мог бы получить толковую конструктивную критику на какой-нибудь свой очередной опус. Надо было "искать таких, как я, сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных". Таковые нашлись. Со мною в одном классе учились два весьма странных, неадекватных паренька: Олег и тот некто, которого я в своём повествовании условно именую А . Они всегда предпочитали держаться замкнутой обособленной тусовкой-сектой в числе трех человек: они + упомянутый в 1-ой главе Паша Е. Ни малейшего участия в общественной жизни класса эта троица не принимала, "далеки они были от народа". Олег и А. были двумя "белыми воронами", не такими как все: их не захватывали школьные дискотеки и "огоньки", их интересы лежали в несколько иных сферах - компьютеры (сколько помню этих перцев в то время, они беседовали между собой почти только о компьютерах; я же, напротив, |
|
|