"Вячеслав Шишков. Алые сугробы (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

светом, и не оправдало: слишком темна была ночь в душе.
И вновь на маленькое, ничтожное, внутрь себя, внутрь своей личной
жизни: тетеря, потерянная коробка с пистонами и порохом, неудачи.
Ноги его подгибались, плечо скользило по древесному стволу, он присел
к самым корням и, стиснув голову руками, выл. Вой был темный, страшный,
необузданный: все человеческое, все вечное тонуло в нем, оставалась одна
земля, один допотопный зверь.
Потом быстро встал, вздохнул, отмахнулся рукой - разом все свалилось
с крутых плеч - и твердым шагом пошел к костру. Был в душе холод, мрак,
яркая ненависть к самому себе. Будь что будет, но он расквитается с собой.
Он отрубит свою проклятую, предавшую его руку, он выткнет себе оба глаза.
Он... О, погоди, погоди!
Афоня лежал с открытыми глазами.
- Что, милячок, каков? - спросил Степан ласково.
- Неможется мне.
- Ничего, как-нибудь. Недалечко теперь. Да и солнышко...
- Степанушка, мне плохо.
Губы Афони белы, лицо желтое, скуластое, щеки ввалились.
- Ничего, как-нибудь, - утешал его Степан, свернул шубы в торока и
навьючил лошадь. - Пойдем.
- Не выдюжить мне... Я бы тут подождал тебя.
- Пойдем!
Афоня повиновался. Степан взял его под руку, Афоня пошатывался, охал.
Степан ощущал через свою рубаху, как от тела друга пышет жаром.
- Как же мы с тобой в снегах-то поплетемся? Афоня, друг...
- Не знаю. Заслабел я шибко.
- А там, за хребтом, - кисельные берега, радуги, петухи индейские,
калачи крупичатые на березах...
Степан говорил, как сказку сказывал, улыбаясь, заглядывал в его
глаза. Афоня не говорил ни слова. Степан недоумевал: почему Афоня не
спросит - где ружье?
Вот луга кончились, пошел крутой подъем, усеянный обломками скал и
крупными откатными камнями. Начинался взъем хребта. Афоня едва переставлял
ноги. Степан выбивался из последних сил, в глазах от голода темнело,
голова кружилась, позванивало в ушах.
По пути в полугоре одинокая приземистая сосна. Она словно вышла из
лесу прогуляться, да тут и расселась лениво: крут подъем. Афоня со стонами
повалился в ее тень.
- Не пойду... Хоть зарежь... - и заплакал.
Солнце палило. С хребта струились по склонам ручейки - дозорные
вечных снегов. Над разогревшимися камнями дрожал, переливался воздух. Под
ногами Степана прошмыгнула зеленая ящерица. На соседний камень вскочила
маленькая зверушка и посвистывала. Ей откликались другие свистунки.
Вверху, под бледно-голубым небом, кружился орел. Он видел холодные
снега, тайгу, край неба, еще видел за хребтами - вот тут и есть, рукой
подать - жилища людей, табуны, зеленое приволье. А вот и эти две серые,
припавшие к земле козявки... живы! Раскидистым винтом, плавно орел
спускался, орлиный клекот слетел к земле. Свистунчики стремглав, вниз
головой, - за камни.
- Орел, - сказал Степан, подымая к небу взгляд.