"Сергей Шхиян. Черный магистр ("Бригадир державы" #5) " - читать интересную книгу автора

язвах и струпьях одно столетие за другим и живое доныне.
- Я знаю, что делать, господа! - вскричал один из гостей, только что
присоединившийся к компании "компатриотов". - Гласность! Великое слово!
Гласность вносит свет во тьму, а свет гонит и обличает ночных птиц.
Гласность мешает в мутной воде ловить рыбу! Это Божий свет, гласность есть
тот свет!
Меня такие гражданские страсти несколько обескуражили, и я потихоньку
отделился от группы спасителей отечества. Мало ли что! Вдруг за такие
вольные разговоры начальство по головке не погладит! Все оно, конечно,
прекрасно, только я таких народных спасителей и домашних философов
достаточно наслушался и насмотрелся по телевизору. Вот где было бы самое
место вездесущему Жириновскому.
"Чего это у нас за страна такая, - горестно размышлял я, направляясь к
дамам, собравшимся в свой кружок во главе с хозяйкой дома, - все ее спасают,
да никак не спасут".
Дамы, в основном, не юного и еще более достойного возрастов, обсуждали
несостоявшийся любительский спектакль.
- Как бы было, голубушка Екатерина Дмитриевна, прэлэсно для просвещения
умов и улучшения нравов... - говорила женщина, одетая по моде, но с нелепыми
"наворотами" на платье, отличавшими ее от других дам. - Пиэса пустяшная, но
востра! Жаль, автор из плэбеев, все про купцов пишет.
- Что за пьеса? - тихонько поинтересовался я у хозяйки.
- "Утро молодого человека".
- Островского? - машинально вспомнил я.
Екатерина Дмитриевна странно на меня посмотрела. Я попытался
поправиться, но не сообразил, как, и отошел от греха подальше. "Потом между
делом скажу, что видел книгу в ее библиотеке", - решил я.
Гости веселились, как умели, я же чувствовал себя не в своей тарелке.
На меня продолжали смотреть с любопытством, но безо всякого уважения, как на
ученого медведя в цирке. Может быть, от нервического состояния или из-за
меланхолии (вот как я уже научился выражаться!), мне никто из многочисленной
компании не понравился. Между тем, столы, за которыми мы ужинали, прибрали,
и прислуга готовила залу к танцам.
Я не нашел ничего веселее, как отправиться в буфет, куда периодически
наведывалась мужская часть общества. Над бутылками и бокалами колдовал
приглашенный со стороны буфетчик. Здесь оказалось самое веселое место. После
третьего бокала французского шампанского я начал видеть уездных жителей
совсем в ином свете. Среди них оказалось много милых людей. Постепенно сюда
же стянулись спасители отечества - либералы. Пик их активности уже прошел, и
язвы общества не казались такими страшными. Только плохо одетый революционер
Венедикт Фиолистратович между "Лафитом" и "Клико" поругивал аристократов.
Как я понял, император Николай Павлович, после декабрьского восстания
1825 года перестал доверять высшему дворянству, и титулованные особы
перестали выпячивать свою геральдическую исключительность, При новом
императоре гербы отмыли от пыли забвения, и все, кто только могли, опять
начали именовать себя князьями и баронами, требуя полагающихся привилегий.
- Павел Петрович как говорил: "Ты аристократ, пока я тебя вижу, а как
не вижу, ты никто"! - апеллировал к сомнительному авторитету убитого царя
будущий народник.
- Вам доводилось видеть императора Павла? - спросил меня незначительный