"Сергей Шхиян. Черный магистр ("Бригадир державы" #5) " - читать интересную книгу автора

перешел к романтической, даже куртуазной, Поэтому мои методы
"пост-секс-революционных" отношений могли выйти боком участницам подобных
приключений. Если я добьюсь "благосклонности" Екатерины Дмитриевна, то
понятно, что наши отношения не остановятся на целомудренном поцелуе и песни
Гименея.
Молодая вдова слишком много прочитала французской изысканной
романтической дребедени, чтобы поверить мне, как поверила Аля, в
паритетность любовных партнеров.
После каждого нового этапа сближения у нас неминуемо начнутся разборки,
упреки, слезы, выяснения отношений и прочая истеричность. К такому развороту
событий я пока не был готов, потому решил не влюбляться ни при каких
обстоятельствах.
Успокоившись за свою нравственность, я завалился на кожаное канапе с
январским номером журнала "Современник".
Совесть моя была спокойна, решение принято окончательное, и ничто не
мешало прочитать довольно слабый рассказ графа Л.Н. Толстого "Записки
маркера",.
Ранним утром меня разбудил приход обещанного портного. Из уважения к
статусу Екатерины Дмитриевны явился не какой-нибудь забулдыга-подмастерье, а
сам хозяин мастерской, опрятно одетый господин с модно взбитыми впереди
волосами. Выглядел он вполне джентльменом, и только говор выдавал его
происхождение.
Он оказался много профессиональнее своего предтечи Фрола Исаевича, и мы
довольно быстро нашли "консенсус". Портной обещал поторопиться с выполнением
заказа. Я проводил его и пошел узнать, когда подадут завтрак. Кухарка по
секрету сообщила, что барыня опять мается головой и к столу не выйдет.
Ломиться без спросу в спальню было нескромно, и я отослал на переговоры
Марьяшу. Сначала Екатерина Дмитриевна наотрез отказывалась от помощи, но то
ли ее допекла головная боль, то ли настырная горничная, но, в конце концов,
она пошла на уступки и согласилась принять меня, так же, как и вчера, с
закрытыми шторами.
В отличие от давешнего сеанса, проходившего вечером, когда уже
стемнело, сейчас было яркое солнечное утро, и в зашторенной комнате было
достаточно света. Кудряшова лежала на высоко взбитых подушках с живописно
разбросанными по белому голландскому полотну волосами. Выглядела она такой
по-домашнему трогательной и беззащитной, что мое твердое, целомудренное
решение слегка полиняло.
Чтобы не смущать больную, я сделал вид, что плохо вижу в полутьме, и
даже нарочно наткнулся на стул. На Екатерине Дмитриевне была надета
батистовая ночная сорочка с глухим воротом. Выглядела она плохо, глаза
запали и были полузакрыты. Я, не медля, начал сеанс и так спешил, что сел не
на стул, а на край постели. Надеюсь, в тот момент ей было не до таких
мелочей.
Как и вчера, боль я снял за считанные минуты. Видно было, как ей
становится легче. Окончив сеанс, я не ушел тотчас, как вчера, а взял ее
лежащую поверх одеяла руку и проверил пульс. Сначала он был спокойным, потом
участился.
Я задумался и запястья не отпустил, а удержал в ладони. Екатерина
Дмитриевна открыла глаза и умоляюще посмотрела на меня, однако, руки не
отняла.