"Иван Михайлович Шевцов. Набат" - читать интересную книгу автора

наступлении немецких войск. Прибавил с хвастливым намеком: - Это будет
жестокая расплата за Сталинград.
- Дай бог, - сказал Хассель и не спеша осушил свой бокал. Доктор не был
поклонником Бахуса, из всех спиртных напитков предпочитал сухие вина.
Впрочем и в них не находил особого наслаждения. Зато гость олицетворял собой
полную противоположность хозяину. Второй тост он уже пил не из маленькой
коньячной рюмочки, а из винного фужера, пил с жадностью и наслаждением, не
забывая при этом помянуть недобрым словом французов, чей коньяк, по мнению
Шлегеля, недостаточно крепок и не имеет настоящего аромата.
После второго фужера коньяка Шлегель, казалось, начал трезветь. Но
доктора называл на "ты" и просто по имени. Свой тост он говорил стоя,
уверенно держась на ногах:
- Я пью за тебя, дорогой Артур, за твой талант, за твой ум. Тебя любит
Германия, тебе доверяет фюрер! К черту всякий гуманизм и совесть. Да
здравствует долг гражданина перед Отечеством!..
Хассель дружески улыбался, фужер за свое здоровье выпил до дна и, как
многие умеренно пьющие, быстро захмелел. А будучи слегка навеселе, он
становился общительным, разговорчивым, впадал в состояние раскованной
доверчивости, совершенно чуждой ему в трезвости. Он уже не задавал себе
вопроса: "Зачем пожаловал этот подручный Шелленберга и что ему здесь нужно?"
Наплевать ему на всех - и на гестапо, и на СД. В конце концов, он честно
исполняет свой долг, и этот оберфюрер сказал правду по его адресу. Долг
превыше всего, а он, Хассель, человек долга. И Шлегель показался ему не
таким уж примитивным и ограниченным, какими считал всех эсэсовцев доктор
Хассель, а даже, напротив, человеком, не лишенным трезвого ума и
преисполненным чувства долга. Ведь работа у него, у этого оберфюрера,
мечтающего о, как там по-ихнему, бригаденфюрере, - работа у него - грязная,
кровавая. Впрочем, если трезво смотреть на вещи, то и у Хасселя нисколько не
чище, и Шлегель это знает, не может не знать от своих агентов, которые
охраняют замок графа. И наверно, находят на Шлегеля минуты нестерпимой
хандры - Хассель это знает по себе. Потому и приехал он к своему коллеге,
чтоб развеять хандру, излить душу.
Теперь Хассель смотрел на своего гостя даже с некоторым участием. И
захотелось сказать этому грубому, жестокому оберфюреру что-то приятное. Но
Шлегель сам опередил его. Глядя на отражение замка в озере мутными хмельными
глазами, он заговорил:
- Вот кончится война, Артур, и фюрер подарит тебе этот прелестный
уголок. А, доктор, хочешь иметь такой рай? Ну, признайся? Ведь хочешь...
- Нет, Курт, не хочу. Я люблю солнце, юг. Мне нужны пальмы, олеандры и
теплое море.
- И будет, обязательно будет, мой доктор. Когда мы победим. Главное -
одолеть русских. А там - весь мир у наших ног. Англия падет через два дня
после победы над русскими. Индия, Китай, Австралия, Африка - все будет
принадлежать фюреру. Впрочем, Австралию мы отдадим японцам, а часть Африки -
Муссолини. Останется Америка. Ее мы завоюем напоследок.
- И ты думаешь, это будет легко - завоевать Америку? Окруженную
океаном?
- Нелегко. Потребуются жертвы. Мы будем жертвовать. Китайцами, неграми.
Мы их заставим воевать с Америкой. Мы построим невиданный в истории флот.
Тысячи военных кораблей, десятки тысяч транспортных судов. Посадим на них