"Иван Шевцов. Свет не без добрых людей (роман)" - читать интересную книгу автора

Понимаете, в чем суть вашей роли?
"Моей роли", - с волнением мысленно повторяла Вера, не пропуская ни
единого слова и жеста режиссера. А он говорил какие-то необыкновенные слова:
- Вы подруга героини - девушки незаурядной, энергичной, но не
женственной и этакой, понимаете, с очень посредственной внешностью. А вы -
красавица, прелесть. Вы полная противоположность своей подруге.
Вера успешно справилась со своей ролью. Съемки в кино не помешали ей
окончить школу с серебряной медалью. Вере сопутствовали удачи - сплошные и
грандиозные. Все шло, как в чудесной сказке, космическим звездолетом мчалась
она к своей мечте. Путь ее, прямой и светлый, проходил через ВГИК -
Государственный институт кинематографии. Евгений Борисович сказал: конкурс
будет большой, серьезный, но мы постараемся, Верочка, выйти победителями.
Вера не сомневалась в успехе: много ли найдется юношей и девушек,
поступающих на актерский факультет ВГИКа, которым уже посчастливилось
сниматься в кино?
Вера вышла из троллейбуса первой и, не задерживаясь, перепорхнула у
светофора на противоположную сторону улицы. Она не шла, она летела в
институт на крыльях большой мечты, счастливой надежды. А навстречу ей со
стороны выставки, оттуда, где белеет полукруглая колоннада института,
мчались стальные исполины "Рабочий и колхозница", изваянные великим
скульптором Верой Мухиной. Они надвигались на Веру Титову стремительно и
величаво и, казалось, хотели подхватить ее, увлечь и вознести. И в их
могучем серебристом беге, в открытом и ясном взгляде, в стальных мускулах
сказочных титанов Вера видела образ своей страны, лик эпохи.
Что-то великое и прекрасное излучала из себя серебристо-звонкая
скульптурная группа, какие-то невидимые лучи исходили от нее ореолом
голубого сияния и проникали глубоко в душу, в сердце, в мозг. Играло солнце
миллионами золотисто-серебряных блесток, отраженных в скульптуре, в звездном
шпиле Главного павильона, в стеклянном полушаре павильона "Механизация", в
оранжевой керамике новых зданий, в полыхающем пламени флагов. И все это в
сиянии небесной синевы струилось, колыхалось, двигалось.
Пела душа. Мир казался бесконечно огромным и величавым, жизнь -
несказанно щедрой и полной, как музыка, человек - могучим и сильным.
Верилось в человека, в его разум, силу, талант.
Вера остановилась у монумента, переводя дыхание, осмотрела скульптуру
восхищенным взглядом, подумала: "Это тоже создал человек, это плод его ума и
гения". И почему-то вспомнила никчемную и оскорбительную для человека
дискуссию о том, нужно ли искусство в наш космический век. Отчим считал
такую, как он говорил, "постановку вопроса" вполне закономерной и
своевременной и находил, что нынешнее реалистическое искусство, которое он
презрительно называл "социалистическим натурализмом", себя изжило до конца,
что художники должны выработать новый стиль, лаконичный, динамичный,
исключающий всяческий фотографизм. Вера считала "эстетическое кредо"
Константина Львовича вздором, ворчанием малоодаренного человека, который
мнит себя гением и отрицает все, до чего сам дойти не может. Вера
недолюбливала отчима, но для этого у нее были свои особые причины. Мысленно
она часто спорила с ним, и теперь торжествующе говорила, глядя на скульптуру
Мухиной: "На века вот это, а не ваши ублюдочные фигурки, достопочтенный
Константин Львович!"
Было удивительно и здорово, что такую, по мнению Веры, гениальную