"Иван Михайлович Шевцов. Остров дьявола " - читать интересную книгу автора

группу, Игнаций не задумываясь назвал имя Ядзи Борецкой и дал ей полную
характеристику, заметив при этом, что, возможно, командир отряда будет
возражать. Вернее, он знал определенно, что Слугарев будет возражать против
кандидатуры Ядзи, так как предварительный разговор между ними состоялся еще
до прибытия группы Гурьяна в отряд. Алексей пожелал лично познакомиться с
Ядзей. Она произвела на него приятное впечатление, и он хотел, чтоб именно
она провела их в Беловир и осталась в группе в роли связной с отрядом и с
подпольным комитетом. Но Слугарев колебался. За два дня до ухода группы
Гурьяна в Беловир между ним и Ядзей произошел довольно острый разговор по
поводу того, кто все-таки поведет в город "москвичей".
- Не пойму я тебя, Янек, - горячилась Ядзя, - Москва просит тебя ввиду
особой важности задания дать товарищам надежного человека, хорошо знающего
Беловир и работу в подполье. Ты что, мне не доверяешь? Тогда так и скажи: я
тебе не доверяю. Зачем искать или выдумывать какие-то другие причины.
Игнаций не видит другой подходящей кандидатуры, Алексей тоже за меня, а ты
один упрямишься.
- Это не упрямство, Ядзя, а здравый смысл, - урезонивал Слугарев. - Ты
рискуешь не только собой, ты рискуешь всей группой. Что, у нас кроме тебя
нет людей?
- У меня - опыт. Скажи прямо: ты просто не хочешь меня отпускать от
себя. Боишься потерять.
- Да, боюсь. Боюсь, дорогая. Пока ты будешь там, в Беловире, я ни на
одну минуту не буду спокоен, - признался Слугарев. В этом крылась главная
причина его возражений.
В Беловире они только-только начали осматриваться, прощупывать
всевозможные стежки-дорожки в замок графа Кочубинского. В городской полиции
по заданию Секиры работали два польских коммуниста. Один из них теперь
поступал в полное распоряжение Алексея Гурьяна.
Первую радиограмму в центр Алексей передал из Графского леса. Вторую
решил передавать из Беловира, а конкретно, из развалин на улице Куницкого.
Радиста Софонова к развалинам сопровождали Кудрявцев и Куницкий. На них
лежала обязанность прикрыть Софонова на случай появления эсэсовцев. На связь
с центром они должны были выходить либо в одиннадцать вечера, либо в
одиннадцать дня. На этот раз они решили передавать радиограмму вечером.
Им не повезло: их запеленговали сразу же, как только они вышли в эфир, и
уже через четверть часа в район улицы Куницкого на мотоциклах мчались
эсэсовцы. Кудрявцев приказал Софонову уходить, а мы, мол, постараемся
задержать немцев, отвлечь на себя.
Вечер был душный; после знойного дня нагретые кирпичи разрушенного дома
дышали теплом. Притаясь у развалины стены, Кудрявцев увидел в вечерних
сумерках, как двое эсэсовцев с собакой ринулись в ту сторону, куда ушел
Софонов: должно быть, собака взяла след. До них было совсем недалеко, метров
двадцать. Кудрявцев прицелился и нажал на спуск. Куницкий услыхал слабый
щелчок и увидел, как овчарка закружилась на месте, взвизгнула и вытянулась
на земле. Недоуменные эсэсовцы остановились в растерянности: не звучный
выстрел, а слабый хлопок их удивил. Кудрявцев выстрелил снова - теперь уже
по эсэсовцу, тот упал как подкошенный, и в это же самое время Аркадия
оглушил выстрел рядом. Это стрелял Куницкий из пистолета по второму
штурмовику. Похоже, что второй был ранен: он схватился за живот и,
повалившись на землю, начал кататься. А потом вдруг разрядил длинную очередь