"Иван Михайлович Шевцов. Тля (Роман)" - читать интересную книгу автора

Живопись Крамского представляет теперь только исторический интерес. Это
вчерашний день искусства...
Лебедева оказалась рядом с Владимиром.
-Какая прелесть! - восторженно заговорила она, кивая на зимний пейзаж
под названием "Ворона".
На переднем плане у заснеженного хутора черным пятном сидела та, именем
которой называлась картина, и чистила клюв.
- Ничего особенного, - отвечал равнодушно Владимир.
- Это вы от зависти, - усмехнулась Люся.
- Вам так не написать. - И отошла к другой картине.
- Такое я не собираюсь писать.
Нет, вы обратите внимание на этот букет. Вот отсюда. Станьте сюда! -
командовала она.
- Правда, хорошо? Особенно сирень. Даже запах чувствуется. Правда? -Она
слегка повела носом, будто действительно ловила воображаемый запах сирени.
- Запах действительно чувствуется. Запах хороших духов, - улыбнулся
Владимир, скосив глаза на Люсю.
Лебедева наигранно фыркнула, скривив уголок обильно накрашенных губ,
повела тонкими бровями и отошла в сторону. Владимир и Аркадий пошли за ней и
остановились у небольшого холста, на котором выписан ледяной каток, весь
изрезанный синими следами коньков. Следы похожи на обледенелые сучья дерева.
Посредине пруда изображены крошечные фигурки людей в розовых, синих,
коричневых и лиловых спортивных костюмах. У картины уже стояли по жилая
толстая дама и мужчина с ребенком на руках.
- А вот каток, это Сокольники. - быстро пояснила Лебедева.
- Правда, неплохо? - спросила она Аркадия Тот не ответил, только
пошевелил бровями. Мальчик, обняв одной ручонкой отца, а другой указывая на
картину, воскликнул:
- Папа, смотри, какие хорошенькие птички! Синенькие...


30

Это касалось конькобежцев в пестрых костюмах.
- Действительно, - улыбнулся Владимир.
- А правда, похожи на птичек.- негромко сказал скупой на слова Аркадий
и посмотрел в глаза Лебедевой, как бы отвечая на ее вопрос.
- Вам не нравится? - с удивлением спросила Лебедева.
- Видите ли, я не знаток, - с сожалением начал Аркадий, подбирая
выражения. Я рядовой зритель, и мое мнение слишком субъективно. Откровенно
говоря, мне не нравится.
Лебедева рассердилась и начала говорить колкости, но не Волгину, а
Машкову. Тот добродушно молчал: дескать, давай, давай, стерплю.
-Вы хотите всех причесать под одну гребенку, под репинскую, - с
притворной строгостью говорила девушка.
- А если человек под Репина не может, а под Сурикова не хочет? Если
по-своему пишет, что тогда? - И без всякого перехода обратилась к Волгину: -
Давайте посидим. А Владимир Иванович пусть походит один.
Люся опустилась в мягкое кресло, обитое красным бархатом. Аркадий не
стал возражать, сел рядом. Лебедева тотчас начала убеждать его, какой