"Иван Михайлович Шевцов. Крах " - читать интересную книгу автора

России. Есть же у нас армия, наша, родная, "непобедимая и легендарная".
- Армии, о которой ты говоришь, уже нет. А та, что есть, будет
выполнять приказ наших отечественных американцев - тех же Грачевых и
Кокошиных. И, конечно, Ельцина.
В голосе Евгения Таня почувствовала апатию и безысходность. Ей
вспомнились слова отца: пока у нас есть ядерное оружие, с нами будут
считаться. И теперь у американцев главная стратегическая цель - любой ценой,
под любым предлогом захватить наш ядерный арсенал или нейтрализовать его.
Вот что страшно.
На этот раз Евгений не стал стелить себе на диване: он первым, раньше
Тани, принял душ и первым занял свое место в спальне. Он ждал Таню,
перебирая в памяти события сегодняшнего вечера. С Яровым не удалось
переговорить о делах "Пресс-банка" то ли из-за дурацкого "Амаретто", то ли
из-за сенсационных откровений Анатолия Натановича и его быстрого опьянения.
А с пьяным говорить о серьезном деле бесполезно. Евгений подозревал, что
история с "Амаретто" была заранее задумана Яровым, как предлог побыть
наедине с Таней. Евгения занимал вопрос: о чем они говорили в его
отсутствие. Он видел, каким алчным взглядом пожирал Яровой Таню, и потом
этот откровенный поцелуй на брудершафт. "А как она ловко ускользнула,
подставив щеку", - одобрительно подумал Евгений. Но чувства ревности он не
испытывал: важно было задобрить Ярового, угодить - тут уж не до ревности и
нравственных условностей. Татьяна вела себя не лучшим образом, явно
демонстрировала свою если не неприязнь, то нелюбезность. Ее поведение
огорчало Евгения, потому что, как он понял, и не радовало Ярового. Могла,
наконец, пересилить себя ради дела, ради своей же судьбы. Ведь если не
поможет Яровой и банк "лопнет", то Евгений определенно смоется "за бугор" -
этот вопрос решен им твердо и окончательно. К угрозе Тани не покидать страну
он отнесся серьезно: она слов на ветер не бросает. В таком случае развал
семьи предрешен. Егор, конечно, останется с ним, в Россию он не вернется.
Мысли эти угнетали, вызывали душевную боль. Надо убедить Таню "завлечь"
Ярового во имя сохранения семьи здесь, в России, оставаться в которой и для
него было куда предпочтительней, чем доживать век где-то на чужбине, В слово
"завлечь" он вкладывал вполне определенный смысл: стать любовницей. Ничего
страшного в этом он не видел: не он первый и не он последний, по его мнению,
половина мужей - рогоносцы, каждый второй награжден этой "короной". И
большинство из них не знают, кто им наставляет рога. Здесь же все проще и
ясней, - по обоюдному согласию. Никто ничего не теряет, во всяком случае,
Евгений: к Татьяне он уже охладел, его больше устраивает, как женщина, Люба
Андреева.
Она вышла из ванной в халатике, туго перетянутом поясом, и, выключив
свет, без слов нырнула под одеяло, отодвинувшись от Евгения на самый край
кровати. "Сердится. Будут проблемы", - с досадой подумал Евгений и,
приблизившись к ней вплотную, попытался осторожно обнять ее горячее,
распаренное тело. Она резко отстранила его руку и натянула одеяло так, что
оно разделило их. Он обиженно отодвинулся. Выждав паузу, произнес с явным
укором:
- Могла быть и поласковей... - Выдержав паузу, уточнил: - с Яровым.
- Я прошу тебя: никогда не говори мне о нем, - раздраженно произнесла
Таня, не двигаясь.
- Почему, объясни? Он что, оскорбил тебя, обидел?