"Иван Михайлович Шевцов. Крах " - читать интересную книгу автора

основательно - Евгений избегал с ней встреч в ресторанах: не хотел
"засвечиваться". На рестораны Любочка не претендовала, она чутко улавливала
желания своего шефа, никогда им не перечила и всегда старалась угождать. Она
знала, что Евгения вполне устраивает ее "гнездышко", обставленное пока еще
скромно, с минимальным набором необходимых для нормального обитания вещей,
среди которых главенствовала широкая двуспальная кровать импортного
производства. "Гнездышко" это Любовь Андреева считала временным, в
перспективе ей виделась роскошная вилла где-нибудь в дальнем зарубежье на
берегу теплого моря. Это были сладкие грезы молодой расчетливой женщины,
верившей в свою фортуну, в то, что всё сбудется, как задумано.
Уходя из офиса, Евгений позвонил жене и тоном глубокого сожаления
предупредил ее, что он сегодня вынужден будет задержаться часов до
одиннадцати, пояснив на всякий случай "в связи со вчерашней историей". Нет,
он не обманывал жену, просто он часто пользовался "святой ложью",
злоупотреблял "ложью во спасение" и ничего предосудительного в этом не
находил. После разговора с Таней он позвонил Любочке и сказал только одно
слово: "Выезжаю!"
Дверь Евгений открыл своим ключом, и уже в прихожей Любочка в легком
халатике, надетом на совершенно голое тело, густо благоухая дорогими духами,
бросилась в его объятия, осыпав жаркими поцелуями, на которые она была
неистощимая и неподражаемая искусница. Пестрый, с большими розовыми цветами
халатик плотно обтягивал ее упругие плечи и одновременно обнажал
кофейно-загорелые тугие груди и ляжки. Все ее тело излучало обжигающий
огонь, в который любил бросаться Евгений с беззаветной опрометчивостью.
Магнитофон исторгал истерическую какафонию, которую денно и нощно
выплескивает на зрителей телеэкран, афишируя, как стада обезумевших двуногих
баранов в психическом экстазе приветствуют безголосого козла, выкрикивающего
в микрофон какие-то невнятные, режущие слух звуки. Любочка принадлежала к
этому стаду, ей нравилась такая чертовщина. Постепенно и незаметно для себя
под ее влияние попал и Евгений, и этот патологический визг уже не раздражал
его, как прежде.
Посреди комнаты, между двумя мягкими креслами, обтянутыми черной кожей,
стоял круглый журнальный столик, сервированный холодными деликатесами,
увенчанными бутылкой шампанского (для Евгения) и "Амаретти" (для Любы).
- Я только что приняла душ, теперь твоя очередь, - как всегда деликатно
напомнила Любочка и проводила Евгения в ванную.
Из ванной Евгений вышел распаренный, розовый, ядреный. Упругое,
мускулистое, упитанное тело прикрывали васильковые плавки и небрежно
наброшенная на плечи незастегнутая рубашка. Он сел за стол, наполнил
хрустальные фужеры, и Любочка, держа и одной руке свое "Амаретти", а другой
игриво прикрывая халатиком кокетливо выглядывающую грудь, встала и с
напыщенной торжественностью произнесла тост:
- Дорогой мой Женечка, родной, любимый, обожаемый. Я хочу выпить,
поблагодарить судьбу за то, что она отвела от тебя эти ужасные бандитские
пули. - Не садясь, с молодецкой удалью она выпила до дна, поставила пустой
фужер и, подойдя к Евгению сзади, охватила обеими руками его голову, крепко
впилась в его губы и вонзила свой проворный язык в полость его рта.
На второй тост не хватило терпения: распахнутая постель зазывно влекла,
и у них не было желания противиться этому зову. В постели она почувствовала
его недостаточную активность или неприсущую ему пассивность, спросила: