"Иван Михайлович Шевцов. Крах " - читать интересную книгу автора

благодарила судьбу: она любила его той тихой, преданной любовью, которая
присуща скромным, глубоко порядочным, нравственно чистым натурам. Его
неподдельная искренняя забота умиляла ее и наполняла чувством благодарности
и ответной любви и заботы. Он любил дарить ей цветы, и в их квартире в
хрустальной вазе почти всегда стоял скромный букет. Евгений не курил (Таня
терпеть не могла курильщиков, особенно женщин), не злоупотреблял спиртным. И
она, будучи сдержанной, даже скупой на похвалы и застенчивой, как-то в
порыве нежности сказала: "Сокол ты мой ненаглядный, ты у меня идеальный
муж". И не догадалась постучать по дереву - сглазила.
Ей казалось, что перемены в Евгении произошли вдруг: прежде всего его
одолела какая-то животная, ненасытная страсть к накопительству, алчность к
деньгам превратившимся в культ. Прежде за ним ничего подобного не
замечалось. Деньги и вещи, как огромнейшая опухоль, всплыли на передний план
и затмили собой все. Куда-то исчезла, улетучилась его нежность, зачерствела
душа, и цветы, теперь уже не скромные, а пышные, дорогие букеты роз, которые
он привозил домой и хвастливо-торжественно ставил уже в новую, недавно
купленную огромную вазу, Таню не радовали, как не радовали и прочие дорогие
покупки, разная видео- и аудио-техника. Душу ее подтачивал тревожный вопрос:
откуда все эти блага? Не праведным трудом же они заработаны.
Поражала Таню и еще одна новая черта в характере Евгения: перемена
эстетического вкуса. Раньше он был солидарен с Таней и не воспринимал
музыкальную бесовщину несметных рок-групп, грязным потоком падающую с
телеэкранов, и разделял возмущение Тани по адресу и самих "музыкантов" и
покровительствующего им телевидения. Как вдруг проявил к ним интерес и уже
называл имена телезвезд и находил талант у Ларисы Долиной и Валерия
Леонтьева, а Розенбаума и Окуджаву считал классиками эстрады. В его
лексиконе стали появляться излюбленные слова "демократов" вроде
"красно-коричневые", "фашисты", "черносотенцы". Когда же Таня просила
Евгения объяснить, кого именно он подразумевает под этими словами, он
подчеркнуто-небрежно отвечал: "Ну, эти, которых Василь Иванович называет
патриотами". - "По-твоему, и мой отец "красно-коричневый", "фашист"?" -
вспыхивала Таня, не ожидая от него ответа. А Евгений и не отвечал, только
пожал плечами и сделал невинную, снисходительную мину. Воспоминания
вспыхивали отдельными эпизодами и отходили на задний план, вытесняемые
происшествием сегодняшнего вечера. Вопросы наслаивались один на другой, как
льдины в половодье, и меркли под тихим дуновением сна. Засыпая, она
задержалась на вопросе: "Почему он не сообщил в милицию? Ведь стреляли же...
и пуля сохранилась..."
И эта пуля, большая, как снаряд, снилась ей в каком-то кошмарном
видении...


Глава вторая

1.

Несмотря на бессонную ночь, Таня проснулась в обычное свое время - в
семь часов. Евгений уже одетый сидел за письменным столом в детской - так
называли комнату Егора - и что-то сосредоточенно писал. На ее "доброе утро"
он ответил кивком головы, продолжая писать. Таня остановилась у самого стола