"Дмитрий Шевченко. Кремлевские нравы" - читать интересную книгу автора

тянули носок часовые Ильича. Одна из псин увязалась за свадебной
процессией, норовя ухватить невесту за ажурный шлейф, жених пинком отгоняет
её, зеваки ржут...
Но пора в дорогу - искупать Архангельск. Пару дней назад один из
журналистов в моей группе опоздал на самолет (искал лекарство, зуб
разболелся) и мы вылетели в Москву на двадцать минут позже, под косые
взгляды Ипатьева и охраны...
Я уже понял, что дорога лежит в Грозный - Ельцин решил проявить
политическую экстравагантность: полевые командиры в Москве, а он вдруг
инкогнито объявляется в Чечне. И в смысле безопасности удачно. Только что
он там забыл? Зачем больному старику (предвыборная кампания - слишком
универсальный ответ) бросать насиженное место и нестись навстречу новому
инфаркту - в самое пекло?
Все стало ясно на другой день, когда Ельцин на броне танка подписал
указ о прекращении войны в Чечне. Ему нужен был громкий спектакль (сколько
их ещё было и будет!) - с натурными съемками. Чтобы и зрители, и клакеры не
сомневались в правдивости. Еще не зная этой финальной сцены, на месте мы
отрепетировали каждую деталь. И полет на вертолете в одно из "чеченских"
сел (три круга охраны, жители - сугубо русские, проверенные, Надтеречный
район), и объятия президента-освободителя с солдатами, и прочувствованные
речи на армейском плацу в 205-й бригаде. Улыбающийся лик честного Батурина.
Только у солдат, обласканных президентом, лица почему-то были печальные...
Они всё поняли, эти возмужавшие под "градом" мальчики,
преждевременные психологи, они почуяли фальшь, комедиантство. И роли
артистов миманса не понравились им. Они говорили мне об этом ночью, когда
Ельцин улетел в Москву. Никто не поверил в прекращение войны. А я рассказал
про дудаевские факсы, брошенные в корзину, о кремлевской гордыне, как
Грачев по пьянке (в честь своего дня рождения) ввел войска в Грозный.
Такого фейерверка не видели даже тонконогие французские Людовики в
Версале...
Только сейчас, осмотревшись вокруг, я обнаружил, что казарма, где
коротали ночь, в отличие от надраенного накануне плаца, выглядит
безобразно. А говорили - элитная часть. Видно, заранее стало известно, что
Ельцин внутрь не полезет. Белье, похоже, не меняно с начала боевых действий
и, говоря словами импрессионистов, пастельного цвета. Серого. Сколько тут
до меня маялось уставших тел? Окна закрыты, вонь и жара. Полы, тумбочки
изъедены жучком. Доисторические пружинные кровати заржавели, скособочились,
скрип колодезного ворота. Гулаговский барак! И лица на подушках - белые,
испуганные. Веселенькие, наверное, снятся сны...
Я вышел в коридор подышать и столкнулся с воином, дежурившим на
тумбочке. Телосложением и ростом напоминал он ученика начальных классов,
только руки большие, все в шрамах, иструженные. Он печально взглянул на
меня:
- Вторые сутки стою. Не меняют, сволочи...
И здесь, на войне, дедовщина! А вдруг завтра в бой? Что он навоюет?
Впрочем, таких пацанов - волонтеров Ельцина - тут множество.
- Кормили? - спрашиваю.
Он отвернулся. Я сбегал за хлебом и колбасой. Опасливо, словно
степная лисица, он принялся есть, вздрагивая от малейшего шума.
- А войны правда не будет?