"Павел Александрович Шестаков. Остановка (Повесть) " - читать интересную книгу автора

не украшательская симметрия, а своего рода хронология. Слева, почти в
углу, был запечатлен очень молодой человек в погонах
вольноопределяющегося. "Вольнопер" был снят в пояс, рука лежала на эфесе
шашки. Рядом висело еще несколько снимков из той же эпохи - мужчины в
сюртуках и подкрученных вверх усах, дамы в широкополых шляпах. Потом с
фотографий исчезли паспарту, бумага стала попроще и потоньше, вместо
благородной тонированной желтизны появились желтые пятна фотобрака.
Изменилась и одежда людей на снимках, теперь они были одеты в косоворотки,
простые пиджаки, повязаны были косынками. Вместо крупных планов запестрела
массовка - группы на фоне зданий, гор, на морских камнях, на демонстрации
под полотнищами с лозунгами.
Некоторые снимки мне хорошо помнились, особенно высокая девушка в
длинной юбке с санитарной сумкой через плечо вместе с людьми,
перехваченными пулеметными лентами. Узнать девушку было нетрудно, даже
юбку Полина Антоновна и сейчас носила похожую, будто дерзкие моды целого
полувека прошли мимо, не коснувшись ее.
Помнил я и еще одну фотографию - три молодых человека, положив руки
на плечи друг другу, улыбались бездумными улыбками безмятежной юности. В
центре парень в гимнастерке, облегающей ладную крепкую фигуру, а по бокам
двое в пиджаках со вздутыми ватой плечами, в широких расклешенных брюках -
Михаил, Сергей и я...
Эту фотографию я только помнил, на стене ее давно не было, Сергей
снял после смерти Михаила.
"Повеселились", - сказал он тогда и убрал фото.
Мне казалось, что я его понял. В самом деле, неуместно как-то
выглядели наши самодовольные физиономии в дни той ошеломившей всех беды.
Но я не думал, что убрал он снимок навсегда. Все-таки момент жизни был на
нем зафиксирован, а со временем каждое ушедшее мгновенье свою ценность
обретает, дороже становится...
Но не теперь было об этом думать.
- Вот, - продолжала между тем Полина Антоновна, вместе со мной глядя
на фотографии, - никого больше нет. А сколько было... Родители, брат, муж,
сын...
Всех этих людей я никогда не видел. Даже сына и мужа, погибших в
войну. Может быть, поэтому тетя Поля всегда представлялась мне старой
девой, посвятившей жизнь заботам о Сергее. Но вот и им конец пришел, как и
целой эпохе, отразившейся на стене. Эпоха эта изменила мир, все изменила,
разве что комнаты и хозяйка ее не изменились, по крайней мере в моих
глазах.
Просторная комната казалась еще больше от предельно малого количества
собранных в ней вещей. Так было и в прошедшие давно годы, так осталось и
сейчас. Считается, что люди пожилые склонны накапливать лишнее. Но Полина
Антоновна, почти не изменившись внешне, не изменила и привычкам. Впрочем,
это скорее были не привычки, а принципы. Просторная комната, как я давно
знал, отражала взгляды и убеждения целого поколения, а вовсе не
ограниченность средств и возможностей ее жилицы. Убеждения эти были кратко
и гордо сформулированы в свое время поэтом в знаменитых словах о
свежевымытой сорочке. Не знаю, вспоминала ли эти строки Полина Антоновна,
но жила она именно так.
В комнате находились предметы только необходимые и самых простых