"Олег Николаевич Шестинский. Блокадные новеллы (fb2) " - читать интересную книгу автора (Шестинский Олег Николаевич)Наталья Ивановна… НаточкаОна была такая молоденькая, эта учительница, что жила над нами. Даже не верилось, что она умеет учить и говорить строгим голосом. Однажды наши пути с ней скрестились. Я поступал сразу во второй класс, и мама попросила ее заняться со мной русским языком. Я занимался несколько месяцев и в приемном диктанте сделал одну ошибку: слово «собака» написал через «а». Учительница сказала: — Это можно ему простить. И все мне простили. Муж у Натальи Ивановны был гораздо старше ее. И никто во дворе не понимал, зачем она себе такого выбрала. У него была продолговатая голова, совсем без волос, и малюсенькие уши. Говорили, что он страшно умный. Портфель у него всегда был набухший, и хотя Димка утверждал, что в нем он носит пончики в промасленной бумаге, портфель внушал уважение. Разговаривал муж Натальи Ивановны мало, помнятся лишь два его любимых выражения: «Это не гигиенично» и «Это не этично». Когда началась война, его призвали на второй же день. Уходил он спокойно, как каждый день на службу в свое учреждение. Попрощался с соседями, поцеловал жену, а переходя двор, вдруг взял Наталью Ивановну за руку и сказал: — Милая, ты любишь сырую морковь. Обдавай ее кипятком. Иначе будет не гигиенично. Вот какой муж был у Натальи Ивановны — хороший или плохой, мы так и не успели разобраться. …В декабре Наталья Ивановна умирала. От голода. Она лежала на диване, покрытая шубами и одеялами, и мерзла. Однажды я услышал, что ее вещи растаскивают. Я поднялся к ней как раз в тот момент, когда соседка тетка Анна, рыхлая, с разноцветными глазами, пыталась протащить сквозь двери фикус. С листьев слетала густая пыль, и соседка чихала. — Оставьте цветок! — крикнул я. — Без воды ему не жить, а я поливать буду, да и верну хозяюшке, как на ножки встанет. — Оставьте цветок! — Я схватил ее за руку. — Звереныш! — прошипела она и выпустила фикус. В квартире фикус был самый живой и сильный. «Ни за что его нельзя уносить из комнаты», — думал я. Наталья Ивановна поманила меня: — Вот адрес… Сходи… У меня в руке оказался листок с фамилией: «Лейтенант Кожин П. С.». …Часовой долго вертел мою записку, звонил куда-то по телефону, потом сказал: — Второй этаж. Восьмая комната. Лейтенант Кожин был молодой человек с рукой на перевязи. Сказал ему, откуда я. Кожин вскочил из-за стола: — Наточка… Где она? Слушай, друг, я дежурю, никак мне сейчас не уйти. Вот тебе талон на обед. Получи, отнеси ей! Он проводил меня до дверей и крикнул вслед: — Скажи, обязательно вечером буду! Я нес кастрюлю с теплым супом и думал, что, наверное, впервые в истории лейтенанты посылают своим любимым не розы, а соевый суп, где в мутной воде плавают желтые кристаллики лука. То, что лейтенант любил Наталью Ивановну, можно было догадаться. Когда я принес суп, Наталья Ивановна глубоко вздохнула, потом вдруг слабо улыбнулась и прошептала: — Поздно… Вечером я поднимался домой по лестнице и услышал приглушенный плач. Как я удивился, когда увидел, что, прислонившись к перилам, стоит и плачет знакомый лейтенант Кожин. — Что же ты раньше ко мне не пришел? Я не хотел говорить ему, что лишь сегодня Наталья Ивановна дала записку, и опустил голову. — Ведь она, наверное, меня давно звала? Правда? — Правда, — сказал я. Я лгал, но что-то мне подсказывало — именно так и надо говорить. — Эх ты, парень, парень, — с тоской выговорил лейтенант. — Ведь она меня вспоминала? И я опять опустил голову. Я никогда не видел, как плачут лейтенанты. Мне было его очень жаль. Потом дворничиха рассказывала, что он был первой любовью Натальи Ивановны, но жизнь у нее оказалась сломанной, и она, на удивление всем, вышла замуж за Павла Николаевича. Я так и не узнал, почему ее жизнь считали «сломанной», но горевал вместе со всеми о ее смерти — Наталья Ивановна была такой доброй. И писать меня научила. И даже простила мою первую ошибку. |
||
|