"Олег Николаевич Шестинский. Блокадные новеллы (fb2) " - читать интересную книгу автора (Шестинский Олег Николаевич)

Два воспоминания о дяде Степе

Дядя Степа был маминым братом и тоже врачом. Но врачом-неудачником, вечно ищущим чего-то необычного. Поэтому он нигде не задерживался и оставлял по себе недолгую память. Перед войной он работал в «Скорой помощи», и я запомнил его в застиранном, наглухо застегнутом тесном халате. Когда дядя Степа его снимал, представал взору в кургузом пиджаке с засаленным воротником, обсыпанным перхотью.

В июне его мобилизовали. Дали звание майора и командирскую форму. Дядя Степа преобразился: стал словно выше ростом, ходил, скрипя ремнями портупеи, и всем видом показывал, что он настоящий военный.

Когда началась первая бомбежка на Петроградской, дядя Степа был у нас. Все произошло неожиданно: завыли сирены, и вдруг кто-то будто начал молотить поленом по железу. Весело молотить и часто.

Мы вышли из комнаты в коридор. Дядя Степа был бледен и обеими руками вцепился в ремни своей портупеи.

— Что это? — спрашивали мы его.

— Бомбы. Вокруг нас сыплются бомбы, двухсотпятидесятикилограммовые. Все вокруг, наверное, уже разбито… Петроградская в развалинах.

Мы остолбенели от его слов. Я так живо представил себе руины, среди которых лишь наш дом № 17 высится утесом. И почему-то подумал о магазине зеркал. Он был угловым. В витринах его выставляли зеркала различных фасонов, и взрослые, когда мы играли на улице в лапту, предупреждали строго:

— Разобьете — родителям за всю жизнь не расплатиться…

«Неужели и зеркала тоже разбили? А кто за них будет платить?» — такие глупые вопросы возникали в моей голове. Наконец все стихло. Радио объявило «отбой воздушной тревоги», и мы, бледные и потрясенные, выскочили из дома. Впереди шел дядя Степа. Прежде всего мне бросились в глаза витрины зеркального магазина: они сияли, отражая синее небо. Целы были окрестные дома, деревья, даже плакат, наклеенный на заборе, где изображался Гитлер и претендент на русский престол. Дворник возбужденно тараторил:

— Ну и молодцы наши зенитчики… Лихо их чихвостили… Ну и молодцы!..

Мы взглянули на дядю Степу. Он сказал без выражения:

— Разрывы зенитных снарядов напоминают разрывы мелкокалиберных бомб. И специалисты ошибаются.

Он сразу засуетился, заспешил, попрощался со всеми за руку и стал похож на довоенного дядю Степу.

Мне шел шестнадцатый год. Мы учились в седьмом классе и слыли отчаянными ребятами.

— Слушай, — сказал мне однажды Витька Ниеды, — пошли на Большой с девчонками знакомиться.

— А как это? — удивился я.

— А увидим какую симпатичную и подойдем к ней — тары-бары…

— Не знаю… — протянул я.

У меня ничего подобного еще не было. Но все же я пошел с Витькой.

…И вот возле Лахтинской из булочной, прижимая к груди полбуханки, выпорхнула на вечернюю улицу девушка в синем берете. Тоненькая, она не шла, а скользила в толпе, и Витька шепнул:

— Давай…

Мы подошли к ней с двух сторон.

— Здрасти, — начал Витька.

Но она посмотрела не на него, а на меня, и, наклонив голову, спросила с вызовом:

— Что, хлеб отнять хочешь?

Я обалдел и воскликнул с предельной искренностью:

— Да нет! Просто познакомиться!

Она смягчилась:

— Ну так чего! Бери меня под руку…

Я сунул, обомлев, свою руку куда-то ей под мышку. Потом вспомнил о товарище и спросил:

— А ему можно?

Но насупленный Витька буркнул:

— Я и так…

Она шла со мной рядом, гибкая, юная, с охапкой светлых волос, выбивающихся из-под берета. Мы о чем-то говорили, но я не вникал в смысл слов, а лишь слушал журчание ее речи. Наконец до меня докатились слова.

— Ну, пошли ко мне…

— Куда? — недоуменно спросил я.

— Я с девчатами в общежитии живу.

— Хорошо, — сдавленным голосом сказал я, и мы с Витькой вошли вслед за ней в переднюю.

— Подожди, — улыбнулась она мне. — Я сейчас проверю, что там, — и, изогнувшись всей своей молодой статью, исчезла за дверью.

— Бежим! — прошептал Витька, дергая меня за рукав.

— Куда?

— Да отсюда… Тут все может быть…

И я малодушно выбежал вместе с ним.

В тот вечер я пришел домой, ошарашенный неожиданным приключением. Мои чувства, мысли будто сдвинулись во мне и не могли успокоиться.

У нас в гостях был дядя Степа. Он всегда был мне товарищем, и потому, когда мы остались вдвоем на кухне, я рассказал ему о происшедшем.

— Началось, — сказал дядя Степа.

— Что началось? — не понял я.

— Жизнь началась… Меня тоже в пятнадцать лет впервые девушка пригласила…

— Да ну! — удивился я.

Больше всего меня поразило то, что когда-то все это пережил и дядя Степа.