"Олег Николаевич Шестинский. Блокадные новеллы (fb2) " - читать интересную книгу автора (Шестинский Олег Николаевич)Бабушка и участковый СидоркинНаш участковый Дмитрий Сидоркин был человек решительный. Это чувствовалось даже по его походке. Когда он делал обход квартала, его сапоги выбивали на каменных плитах маршевую музыку: «Я иду… Я иду… Я иду…» Он был коренастый, стремительный. Казалось, что Сидоркин хочет обогнать самого себя. С начала войны работы у него прибавилось: и за светомаскировкой следил, и за тем, чтобы все укрывались в бомбоубежище, и за домоуправами приглядывал, чтобы у них был полный порядок… Кроме того, время от времени он проверял паспортный режим. С осени у нас поселилась бабушка. Когда дядю Степу призвали в армию, она осталась одна и переехала к нам. Ей было за семьдесят. Седые волосы бабушки поредели, но тор чащий на лбу хохолок чем-то неуловимо делал ее похожей на Суворова. Однажды в первом часу ночи раздался резкий стук в дверь. Мама накинула халат и пошла открывать. На пороге стоял участковый Сидоркин. Он хорошо знал маму, она как- то даже ходила к нему — у его тещи случился сердечный приступ. Мама оказала ей первую помощь (она была врачом), и Сидоркин потом проводил ее до самого нашего дома и, прощаясь, отдал честь. Но сейчас он стоял на пороге в шинели, застегнутой на все пуговицы, олицетворяя собой полную неприступность и отрешенность от частных отношений. — Проверка паспортного режима, — глухо произнес он. Мама пропустила Сидоркина в квартиру и поспешила заверить его: — У нас все свои… Сидоркин шагнул в комнату. Бабушка проснулась, приподнялась на локте и смотрела на участкового. — Откуда гражданка? — сурово спросил Сидоркин. — Это наша бабушка, — пролепетала мама. — Чья «наша»? — уточнил Сидоркин. — Его, — мама указала на меня. — Так, значит, не «наша», а «его». А во-вторых, гражданка в списке жильцов не значится… Собирайтесь… Там разберемся… — Я не военнообязанная, — вставила бабушка, приглаживая суворовский хохолок. — Это мне неясно, — возразил Сидоркин. — Да разве в моем возрасте могут в армию зачислить? — Кто как выглядит, — уклонился от прямого ответа Сидоркин. — Ночуете здесь, а прописаны на Васильевском. По законам военного времени — ЧП. — Оставьте ее, Дмитрий Иванович, — попросила мама. — Она старая. — Я — «старая»? — возмутилась бабушка. — А кто четвертого дня «зажигалку» погасил? — Вот видите, — с удовлетворением произнес Сидоркин, — вполне дееспособная. Вам надо справку заиметь, что гражданка действительно ваша мать, на вашем иждивении… А как докажешь, что она ваша мать? — А глаза! Да у нас глаза совсем одинаковые! — удивилась бабушка непониманию Сидоркина. — Глаза — не доказательство. У меня тоже такие глаза. Может, я ваш сын! — отпарировал участковый. Глаза у него и впрямь были такого же цвета, как у бабушки. — Вы что, меня за шпиона принимаете! — вконец рассердилась бабушка. — Я в тысяча девятьсот пятом году листовки в театре с галерки разбрасывала, а на руках у меня она вот была, — Бабушка протянула руку к маме. Сидоркин задумался. Революционное прошлое бабушки произвело на него впечатление. — Муж мой задал японцам перца… — наступала бабушка. — С японцами на сегодняшний день у нас нейтралитет, — уточнил Сидоркин. — Так это было давно… Потом муж участвовал в стачке бакинских нефтяников… А еще мой муж на Балтике комиссарил… Сидоркин думал. Взгляд его перешел на фотографию, висящую на стене: щуплый красноармеец с огромным бантом на шинели смотрел весело и браво. Это был дядя Гриша, бабушкин сын, но Сидоркин не спрашивал, кто красноармеец, и взгляд у него подобрел. — Ну, хорошо, — медленно произнес он, борясь с чувством долга, — пишите сейчас объяснительную записку, а завтра, как положено… Мама написала: «Заявляю, что ночующая у меня гражданка — моя родная мать…» — Можете оставаться до утра, — разрешил бабушке Сидоркин. — Спасибо, братишка! — по-молодому воскликнула бабушка, совсем как ее покойный муж, балтийский комиссар. И Сидоркин посмотрел на бабушку с уважением, смекнув, что бабушка и впрямь когда-то была причастна к жизни революционной России. |
||
|