"Жак Шессе. Последнее бабье лето ("Двойник святого") " - читать интересную книгу автора

преследовало нас, и стоило нам на глаза попасться игрушкам, вкусным вещам,
оно становилось еще более тягостным, мало этого, так еще Миллиган то и дело
бродил по кладбищу и вокруг дома. Какая уж тут защищенность! Для Габриель
его присутствие также не осталось тайной, но неожиданно для меня она вовсе
не казалась взволнованной.
- Придется поговорить с ним. Он даже не знает о смерти Матьё. Я ему
скажу, и он уйдет.
- И вернется завтра.
- Не вернется, я уверена. Он боится сложностей в жизни. Всего, что
способно помешать его пресловутой свободе.
"Смотри-ка, прямо как я", - подумалось мне. У меня даже возникла
симпатия к этому американцу, так похожему на меня в своих проявлениях.
- А если он будет... устраивать сцены?
- Исключено. Это человек, прошедший огонь и воду во Вьетнаме. Один из
тех, кто так и не оправился от пережитого. В двадцать два года он прыгал с
парашютом на рисовые поля. Со всеми вытекающими последствиями. До сих пор не
вылечился: год в военном госпитале, потом в психиатрической клинике.
Вернулся к тому, чем занимался прежде, - фотография... Боится любых
сложностей. В Кечуме ему угрожали конфисковать аппарат, если он не прекратит
съемки в баре и мотеле, я видела, как он себя вел.
- В общем, ничего общего с Хемингуэем...
- Ну почему же... Кое-что все же есть: заигрывание с девицами за
стойкой бара или в холле, пока жена не видит.
Она говорила без раздражения, словно воспоминание совсем не тревожило
ее. Можно было подумать, что не она была в Кечуме, не она встретила
Миллигана, не она имела от него ребенка. Какой голос призывал ее из небытия?
Я слишком хорошо знал, что труп ребенка не переставал взывать к ней из
могилы. Но я не в силах носить ваш траур, Габриель. Не в силах любить вашего
сына. Не в силах терпеть Джона Миллигана под своими окнами и без конца
убиваться над могилой Матьё. Смерть мне не безразлична, дорогая Габриель, но
я не закоренелый ипохондрик. Несколько дней назад, помешав вам уйти, я
совершил ошибку. Потому как был не готов. Если же вы начнете снова, уверяю
вас, я не стану вас удерживать.
Я стал мечтать о том, как она уйдет от меня. Воображал, что нужно
сделать, чтобы вызвать гнев или нагнать невыносимую тоску - тогда она
соберет вещи и хлопнет дверью.
Миллиган больше не появлялся. А однажды утром, когда я спустился в
город за покупками, по возвращении я застал ее с покрасневшими глазами,
взвинченную.
- Он звонил. Приходил. Настоял на том, чтоб войти. Он видел, как ты
уезжал.
- И что?
- Он хочет увезти меня.
- А о Матьё ты ему рассказала?
- Он знал. Он несколько раз звонил моим родителям. Хотя в нашей семье
не принято распространяться о своих перед посторонними.
- Почему же ты плачешь?
- Не знаю. Потому что собираюсь оставить тебя. Он любит меня. Хочет на
мне жениться. - Я молчал. - Это отец Матьё. Ты понимаешь? Это отец моего
сына Матьё.