"Сергей Шерстюк. Украденная книга " - читать интересную книгу автора

18 октября, без пяти два ночи
Леночка, знаешь, за что я не люблю тех, кто лежал в сумасшедшем доме?
За то, что они оттуда вышли. Минут десять назад я узнал, что "N." лежала в
нем дважды. И она посмела тебя снимать. Тебя - которая убила бы всех в
дурке, чтобы убили тебя. Эти из дурки вышли, чтобы убивать тебя, вышли, чтоб
святую сделать сумасшедшей. Рожи этих дьяволов что ни день вселяются в нас,
но ты - жалостливая к ним вопреки мне и назло - их не просто щадила, ты
любила в них своих убийц. Их нельзя держать ни в доме, ни в кино. Мы с ними
никогда больше не встретимся.
Блаженные и советские сумасшедшие не имеют друг к другу никакого
отношения.
Нас с тобой - просто-напросто - убили. Нашли дорожку. Я без тебя жить
не буду. Я - твой. Ты меня получила не на двенадцать лет и семьдесят пять
дней, а на всю - всю - жизнь.
Я боюсь вспоминать.
Помнишь, Никите, которому было пять лет, а сейчас он, семнадцатилетний,
спит в соседней комнате, однажды довелось идти по улице Горького с тобой
рука в руку, идти 7 ноября, а рядом шли мама с папой, - помнишь, когда была
коробочка полным-полна, помнишь?
Давай лучше такое. Со мной никого нет. Я один. Ужас. То, что я пишу, ты
читаешь, но не там, где я.
Леночка, ты знаешь, я жить не хотел и не хочу, я хотел умереть на твоем
плече - о, как бы это было хорошо! - а ты бы умерла сразу, как меня
похоронила, - да, да, я тебя люблю, и не хрена жить. Я умер, а ты живешь.
Прости меня, я никого не видел чувственней и духовней тебя. И красивей.
Представляешь, что я написал? А хочешь совсем омерзительное? Таковое даже я,
наверное, не говорил. Тебе. За пятьсот лет у художника не было такой жены...
Как спокойно... играют Шопена, лампа твоя-наша - стучит и мигает.
Скоро, надеюсь, я умру. Или нет - ты подождешь еще чуть-чуть? Жди меня.
А я умру скоро. И это будет очень обыденно и странно.
20 октября, час ночи пять минут
Родная моя, помнишь Иерусалим? Иерусалим, Вифлеем, Назарет,
Генисаретское озеро, Мертвое море? А когда мы были несчастливы?
Помнишь мою руку на камне "Снятие со креста "? Как потом отвалился
черный мой ноготь с пальца, отбитого в Чикаго? И этого больше ничего не
будет? Довольно того, что было. Ты, моя советская девчонка, из рода,
замученного большевиками, опускала руку туда, где стоял Его крест, в
Вифлеемскую звезду, сказала " люблю тебя" в Назарете, купалась в
Тивериадском море, ела арбуз и смеялась от того, что мне было плохо. Апостол
Петр рыбу ловил, а я разбил фотоаппарат. Ты смеялась. Ничего счастливее не
бывает. Кроме любви, ничего нет.
А помнишь гостиницу, в которой жил Иван Бунин, когда приехал в
Иерусалим? " Следующий раз мы будем жить в ней ",- сказал я.
"Дорого ",- сказала Маша Слоним. "А и хрен с ним ",- сказал я.
"Шерстюк заработает ",- сказала ты.
Я заработаю. Я буду жить в ней. Я обещаю. Я буду жить сразу в двух
гостиницах, в "Астере " в Тель-Авиве, в нашей комнате, и в комнатах Ивана
Бунина в Иерусалиме. Ты мне рассказала, где жить,
- где ты была счастлива. Так, как в Израиле, где еще? В Испании, на
Коста-дель-Соль, на Тенерифе, в Нью-Йорке? И здесь, где я пишу в тетрадке.