"Борис Шергин. Сказки" - читать интересную книгу автора

Финляндии, с которого шведы (свеи) не раз делали набеги на Поморье.) идут.
За туманом сюда приворотят. Бежи в деревню! Нет ли мужиков...
К Маркелу в избу входят трое каянских грабежников. Двое захватили его
за руки, третий стал снашивать в лодку хлебы, рыбу и одежду.
Маркел стоит: его держат эти двое. Наконец третий, оглядев стены, снял
с гвоздя заветные Рядниковы рукавицы.
Маркел говорит:
- Это нельзя! Повесь на место!
Тот и ухом не ведет.
Тогда Маркел тряхнул руками, и оба каянца полетели в разные углы.
Вооружась скамьей, Маркел тремя взмахами "учинил без памяти" наскакивающих
на него с ножами грабежников. Сам выскочил в сени, прижал двери колом.
Те ломятся в двери, а он стоит в сенях и слушает: не трубит ли рог в
деревне?
И деревенские, как пали в карбас, сразу загремели в рог.
А в лодке еще трое каянцев. Вопли запертых слышат. Один выскочил из
лодки и бежит к свеям на помощь. С ним Маркел затеял драку, чтобы не
подпустить к избе. Но рог слышнее да слышнее. Показался русский карбас с
народом. В свалке один грабежник утонул. Пятеро попали в плен.
За такую выслугу Маркелу с честью воротили чин судостроителя.

Стихосложный Грумант

На моей памяти молодые моряки усердно обзаводились рукописными
сборниками стихов и песен.
Иногда такой "альбом" начинался виршами XVIII века и заканчивался
стихотворениями Фета и Плещеева.
В сборнике, принадлежащем знаменитому капитану-полярнику В.И. Воронину,
находился вариант "Стихосложного Груманта", написанного безвестным помором.
В старинном сборнике поморских стихов "Рифмы мореплавательны",
принадлежащем моему отцу, также был вариант названной песни. Напечатанный
здесь текст "Стихосложного Груманта" представляет собою свод двух вариантов.

В молодых меня годах жизнь преогорчила:
Обрученная невеста перстень воротила.
Я на людях от печали не мог отманиться.
Я у пьяного у хмелю не мог звеселиться.
Старой кормщик Паникар мне судьбу обдумал,
На три года указал отойти на Грумант.
Грумалански берега - русской путь изведан.
И повадились ходить по отцам, по дедам.
Мне по жеребью надел выпал в диком месте.
Два анбара по сту лет, и избе за двести.
День по дню, как дождь, прошли три урочных года
Притуманилась моя сердечна невзгода,
К трем зимовкам я еще девять лет прибавил,
Грозной Грумант за труды меня не оставил.
За двенадцать лет труда наградил спокойством,
Не сравнять того спокою ни с каким довольством.