"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

время.
В конце концов, кто-то что-то услышал. И прямо в закутанном одеяле ее
отвезли в больницу. От укола стало легко, и она объяснила, что вечером у нее
деловая важная встреча по поводу приглашения в Германию.
Но ее везли в операционную, с одной стороны, быстро, а с другой - с
резкими остановками, колесики каталки застревали в неровно наклеенных
пластинах пола, и в какой-то момент приподнимания каталки Рахиль снова
потеряла сознание и пришла в себя уже под колпаком операционного стола, с
ясной головой и абсолютно мертвым телом ниже пояса. Очень близко к уху
кто-то дышал нежно, и она испугалась нежности после боли. Она приняла ее за
смерть. "Хорошее название для детектива - "Смерть в операционной", - сказала
она, как ей казалось, тихо.
И тут же отключилась, так как получилось у нее громко, и хирург в этот
момент как раз удачно зацепил остро впившийся в мочеточник камень, а от ее
слов едва его не выпустил и крикнул анестезиологу, - это он нежно дышал ей в
ухо, - "Выруби ее!" И Рахиль получила наркоз по полной программе, а потом ее
едва из него вывели, вот почему она попала в реанимацию. В больнице
извлечение камня не считалось делом сложным, больных возвращали в палату, но
эта "психопатка с фантазией" сама себе подгадила. Рахиль выходила из
предсмертных покоев с трудом и не знала, что в Москву были вызваны муж и
сын, но приехала невестка Маришка, и опекала их Берта. Именно наличие
иностранки влияло на уход за Рахилью. Она, зная русский склад отношений,
таскала сестрам в больницу башенные торты, конфеты в сундучках от Коркунова.
Она хорошо понимала Россию и умела ей соответствовать.
Муж и невестка жили у родственников, которым были некстати, в доме
сестры мужа набухал развод, но супротив реанимации он все-таки выглядел
мелковато, даже слегка и подловато было с этим тягаться - тоже мне, развод.
Слава Богу, гости с Украины ничего не видели и даже не заметили, что
родственники спят порознь, а потому в семейную кровать с теткой попала
невестка. Ей было не по себе, кровать пахло остро по-чужому, а тетка -
исключительно по сложившейся привычке, а не из неприязни - оборачивалась
дважды тонким одеялом и лежала на самом краю. Она уже три года изучала
рисунок прикроватного коврика, который имел свойства показывать ей разное -
и храмы, и груженных балдахинами слонов, а сейчас исключительно гробы - то
слева, то справа, то сверху, и Вера Петровна, рассматривая их, не
сомневалась в смерти жены брата. Сочувствовала той частью сердца, которая
была свободна от собственного горя-негоря - все-таки на развод подала сама,
но все равно - такая гадость, что смерть практически ничем не хуже. Муж
изменял Вере Петровне с первых дней их жизни, более того, он упредил ее еще
до свадьбы, что у него такая природа, она тогда зарыдала, закричала, но он
ее утешил, опытно, со вкусом, объясняя, что ей никогда меньше не достанется,
а даже наоборот, и за ее широту он будет к ней щедр во всем. Если и у нее
появится интерес к кому-нибудь, то бога ради, это будет очень даже смачно.
Такой был продвинутый муж, хотя время было еще советско-моралите. И она
терпела. И он был щедр. И все деньги приносил в дом. До поры до времени. А
потом случилось другое время и другие деньги. Чистые блядки по симпатии,
сговору, а главное - за так, кончились, барышни стали расчетливыми, и как-то
все пошло "вверх тороманом" (выражение мужа). Он стал злой, его мужские
доспехи даром не брали даже профурсетки-секретарши, а требовали у "дяди"
предоплаты. Ну и что с ним сталось? А что становится с русским мужиком,