"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

готовясь к крику. А он возьми и спроси, не появлялась ли в их краях чужая
старуха. Пехом там или на попутке, или еще как? Феня аж обмякла. Выдохнула
злость, сглотнула слюну и, как после болезни гнева, рассказала все
милиционеру. И место жизни старухи показала, стесняясь, что это хлев, и
могилку с самодельным крестом, и соседку позвала в свидетели, и та сказала:
да, так и было - старушка в козлиный дом сама заползла. Шла бы ногами -
видели бы.
Так у Фени закончил свое следствие Михаил Иванович Кузьмин, которое он
начал со студенческого общежития, где жила Дита Синицына и откуда бежала в
чужой куртке и с чужим паспортом. Ему приглянулась девчонка, у которой
сперли куртку. Она так рыдала не из-за куртки, а из-за нового паспорта -
теперь начинай все сначала, бегай, бегай, а она уже набегалась будь здоров.
- А милиция что? - рыдала девчонка. - Она разве что-нибудь когда нашла?
Тут людей убивают - и с концами, подумаешь, куртка за восемьсот рублей с
паспортом. А что это две мои стипендии - так никому дела нет, вы у себя
такие деньги сшибаете за раз.
Михаилу Ивановичу это было очень обидно. Ему было двадцать два года, он
ничего еще не сшиб в этой жизни, но слова девчонки почти точь-в-точь уже
слышал от начальника.
- Не наше это дело, Мишаня, - ученые, которые крадут слова, куртки,
паспорта. У нас преступность простая - бандитизм, воровство, педофилия,
между прочим. Мы это пустяковое дело не возьмем, даже не думай. Не будем мы
искать никакой воровки-девицы.
А Мишаня думал. Ему очень хотелось доказать девчонке, что ему до всякой
слезы есть дело, а до ее - особенно. А тут что-то большее, он без понятия
что, но свистнуло у него в ухе. Как бы сигнал какой... И он пошел в
свободное от грубой материи время по московским следам Диты.
Накрыл по наитию, чисто по-собачьи, на Казанском "фирму" фальшивщиков,
что задешево лабали любую ксиву. Пятьсот рублей исправленная буква в любом
документе. Конечно, они не помнили паспорт Ксюши Сорокиной, разве все
упомнишь? Но это была неправда. Помнили. И девку страшную помнили, которую
клеили вместо хорошенькой Ксюши. Стал спрашивать, а на какие имя и фамилию
легче всего исправить Аксинью Сорокину. Аксинью? Ну, желательно одинаковое
число букв, Акулина хорошо может лечь... А с фамилией никаких проблем.
Сорокина - Строкина, Сиротина - Суворина, бесконечно много вариантов.
Почему-то звенело в ухе, что здесь дело делалось. Но сам Казанский
вокзал своей мощью побивал все надежды. Уплыть с него в никуда - плевое
дело. Нырни в тысячеголовую толпу - и нету тебя для всех, а может статься, и
для себя, если меняешь свое старое обозначение. В отпуск - это ему было по
дороге - заехал в город детства Диты и в Волгоград. И все узнал, что можно
было узнать. Тем более что все как бы лежало на поверхности. И проданная
вмиг квартира, и увезенная в никуда мать, и могилку ортопедического Володи
посетил, а в милиции ему один мужик достал из-под обложечки папки фото
камушков на берегу.
- Там что-то было, - сказал он Мишане. - Даже не криминал. Подлость.
Так мне чуялось. Но за подлость ведь не сажают, парень.
В общежитии университета кто-то вспомнил, что у Диты в Тюменской
области жила тетка.
"Это с Казанского", - с тоской подумал Мишаня.
По приезде все доложил начальнику, тот хлопнул ладонью по столу и