"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

наоборот, но складненько.
- Вообще-то на ученые книжки мы обычно рецензии не даем. Это же скучно.
- Будет весело! - говорит Дита тоном ниже. - Я напишу сама.
Он смотрит на нее заинтересованно.
- Небось, уже и написала?
- А вот и нет! - еще ниже звучит ее голос. - Но сделаю в момент, если в
момент поставишь.
Коля молчит, а потом смеется.
- Ты обучаемая природа, голос поправила. Но знай: подлянки стоят
дороже.
Она смеется в ответ. "По прейскуранту, сэр!" - И они идут пить в
кофейню напротив редакции.
Дита чувствовала, как шипела в ней от напора неизрасходованная
внутренняя сила, как она требовала выхода, чтоб потом...
Чтоб потом... Что потом? Квартира с картинки, широкие квадраты пола,
эти новомодные окна из стеклопакетов. Низкое лежбище любви, телевизор на
кронштейне, высокие сапоги в прихожей на будто бы стеклянном каблучке и
бесконечно звонящий мобильник.
"Эдита Николаевна! Не сделаете ли нам..." Она ведь не просто пальцем
сделанная аспирантка, она кандидат наук, черт вас дери. Жизнь! Ты у меня
получишься, ты у меня сложишься. Иначе получишь в рыло.


* * *

В этот день у нее вынули трубки, и Рахиль смогла повернуться на левый
бок. Обычно она не спала на левом боку, но когда две недели прикован к
правосторонней позиции, можешь словить кайф и от такой малости, как левый
бок. Она задремала спокойно, можно сказать, счастливо. Берта-Боженка взяла
на себя все хлопоты с защитой, приглашение в Мюнхен оставалось в силе, хотя
и несколько откладывалось. Прилетел муж и сидел у нее полдня, такой
опущенный и потерянный, что ради его спасения ей просто необходимо было
вставать на ноги.
Проснулась она от легкого шелеста, так тихо здесь ходят сестрички, но
не стала открывать глаза, уж больно покойно и сладко было на душе. И
завсегдашняя мысль - пугаться радости и миру как предвестникам
неприятностей - не пришла. Все плохое ведь уже прошло, она ведь здесь после
операционного стола, а не просто мимо шла и прилегла отдохнуть. Так она и
лежала, с нежностью думая о муже, Берте-Боженке, о Мюнхене, которого никогда
не видела, фиксируя всплывающие в памяти немецкие фразы. Немецкий в школе -
в университете был английский - давался ей легко, мама объясняла это тем,
что в младенчестве Рахиль нянчила старенькая немка, из приволжских, и пела
ей немецкие колыбельные. Потерявшаяся в пучине революций и войн, тюрем и
ссылок, совсем старенькая фрау бормотала ей, так говорила мама, "баюшки-баю"
на немецкие слова.
Хотелось сейчас, навстречу Мюнхену, что-то вспомнить, и слова-не слова,
голос вспыхивал в памяти печалью. Рахиль не открывала глаза, и в ней стала
складываться фраза:

Ich weiss nicht was soll das bedeuten...