"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

Что касается Пети, Фениного мужа, то он не то, чтоб за ноги на дорогу
кого выкинуть, он мух выпускал в форточку, потому что жизнь считал
божественной сутью: раз живет, пищит, шевелится - значит, твое дело не
наступить, не подранить, потому как все живое - святое. Конечно, он был
слегка придурковатый по нынешнему времени. Те картины ужасов - выбрасывание
на дорогу, которые рисовала в голове Феня, были, так сказать, ее мечтой. Ей
хотелось сильного мужика, как милиционер, чтоб смог враз стянуть со старухи
одежонку и повернуть ее задницей кверху. Да Петя бы умер от такого зрелища,
а Фене как раз нравилось. Она видела в кино, как стягивают с женщин трусики
сильные дядьки, раз - и нету, а у нее ничего никогда подобного не было, сама
снимала - иначе бы Петя не тронул. Он, вернувшись с работы, нашел для
старухи старый кожух и подушку в цветочек.
- Пусть живет, пока живет, - сказал он.
- Скажите, пожалуйста, - возмутилась Феня.
- Может, она мысль думает, - был тверд и решителен Петя. - А ее
спугивать нельзя. Это, Феня, сложная механика. Думка в голове. Она ж,
зараза, как пряжа, нельзя ее бросать посередине, распрямится, и что? Пусть
думает мысль, не торопясь, может, она у нее важная.
- Ой! Ой! - сказала Феня. - Про что такое ей думать? Это нам думать,
чем кормить и за что хоронить?
- Знать тайное не дано, - сказал строго Петя. - Может, от ее мысли
жизнь сменится.
А тут возьми и звезда полети по небу, яркая такая, долго летела, пока
не рассыпалась.
- Может, и сменится, - тихо сказала Феня. И так ей захотелось селедки с
толстой спинкой. В ее детстве продавали из банок, по одной на семью. И она
тогда радовалась, что родители селедку любили не очень. Ах, какая была
селедочка! Во рту просто зашлось от желания. И Феня даже губку прикусила.
Конечно, ей хотелось другого времени, что там говорить! Может, бабка
эту мысль и думает. И тогда им, за добро, может достаться больше. Это будет
справедливо. Она как-то враз забыла, что давно знала, никакой к черту
справедливости на русской земле сроду не было. Тут все через пень-колоду,
здесь становилось все хуже и хуже. Особенно после больших обещаний, какая-то
поперечная страна за черствую буханку хлеба отдает десять рублей, а на день
у них с Петей приходится пятнадцать, если сложить его зарплату и ее
"бизнес": шьет фартуки с аппликацией на самом видном месте - женском пузе -
пришивает подсолнух. Пока вырежешь его из старых штор, пока обметаешь, чтоб
не сыпалось, все проклянешь. Но перестали брать Фенин товар, девки помоложе
ее научились делать разные другие цветы и зверей, и даже эту, как ее,
абстракцию. Может, и не так тщательно, как делает она, но по-другому. Так
что очень хочется смены жизни. Она ведь как-никак воспитательница детского
сада, а где теперь сад? Там, где все остальное. Кануло.
Так что пусть, если так считает Петя, старушка додумает свою мысль, ей
не жалко. Долго ей не протянуть, это и без медицины понятно.
Тут мы подкрадываемся к самому тонкому, что есть в природе, -
существованию в человеческом мозгу мысли. На чем она там обретается?
В мякоти мозга или гуляет по его поверхности, или смотрит оттудова в
глаза человеческие, как в окошко, и от наблюдения рождает самою себя? Или
она прилеплена к самой маковке черепа изнутри, как, скажем, акробатка, что
висит вверх ногами под куполом цирка? Никто ж не видел! Никто! Ни Толстой