"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

когда у него проблемы? Он стал пить, пить зло - назло, с коленцами и
частушками, которые сам сочинял. Вот эта пошлость и достала Веру Петровну.
Ее она не снесла. Рифмованная глупость сделала то, что не мог даже сделать
десять лет тому полученный от мужа триппер. Тот хотя бы был молчалив и как
бы стеснялся нового местопребывания, а этот пьяно поющий за столом, в
сортире, в постели мужчина был столь омерзителен, что, отдавая себе отчет,
что она обречена на одиночество и бедность, - какие деньги у учительницы
младших классов? - она шла в загс решительно, как Зоя Космодемьянская на
виселицу. Да, смерть, но за Сталина! Теперь вот она разглядывала гробики,
которые "показывал" ей коврик, а на другой стороне копошилась вертучая чужая
девчонка.
В другой же комнате на диване и раскладушке лежали мужчины, и у них
были свои мужские страдания. Иван Петрович, муж Рахили, не допускал и в
мыслях смерть жены. Он знал, что все прошло хорошо, но в почке сидит еще
один камень-паразит, и надо будет по месту жительства за ним послеживать,
всячески его растворять, например, тем и этим, и еще чем-нибудь. Он был мил
и добродушен этот хирург, тем более что получил некую сумму в виде
дойчемарок. Это было неожиданно и очень даже приятно. Все-таки здорово иметь
больных с приятелями в конвертируемых странах. Иначе этот бледный муж сунул
бы ему какую-нибудь занюханную тысчонку-две, а ведь помудохался он с
камушком будь здоров, да еще эти сумасшедшие под руку крики этой Ракели.
Интересное кино, между прочим. Ничего ведь еврейского ни в лице, ни в
фигуре, нигде. Ему нравилась мощная лобковая растительность еврейских
женщин, ее жалко было сбривать, она с трудом поддавалась, она скрипела под
лезвием. Русские же лобки супротив тех никуда не годились. Они были мягки,
нежны, но слабоваты, чирк - и нету на них ничего. Как у этой Ракели. Она его
поправила уже в реанимации, он засмеялся и сказал: "Да знаю! Но Ракель вам
идет лучше, вы дама тонкая, буква "х" вам не годится".
Это был, конечно, грубый и двусмысленный комплимент, но его было не
жалко для дрожащей от страха больной. У хирурга была такая игра, именно с
женщинами, ах, как, мол, хороши ваши коленки или как аристократичны ключицы.
Поскрипывающая дойчемарочка усилила фантазию. Но тут получилось не очень.
Однако муж Рахили ничего такого не слышал и не спал, страдая, совсем по
другой причине. В одной из московских газет он обнаружил рецензию на книжку
жены. Рахиль, и так мнительна и со слабым сердцем, а после операции
подорвется на ней, как на мине. И это даже хорошо, что сейчас она в
реанимации. Потом надо будет проследить, чтоб газета не попала ей в руки.


* * *

Самолет прилетел тютелька в тютельку. И она попала в первый же автобус,
первой выскочила на площадь и первой схватила такси. Ей по душе была эта
скорость. Она любила бег с детства, она стометровку в школе пробегала за 13
секунд. Птица, а не девчонка. Но она не поехала тогда на областные
соревнования, потому что форму надо было покупать за свои деньги. А денег в
доме не было никогда. О том, что она бедная, почти нищая, она знала уже в
детском саду. Ее ставили в третий ряд на утренниках, хотя она была маленькая
и ничего оттуда не видела. Но она всегда была одета хуже всех, и ее нищету
прятали от праздника. Она училась лучше всех, но ее никогда не вызывали,