"Борис Шергин, Степан Писахов. Сказы и сказки " - читать интересную книгу автора

матице календарь на год нарезали: кресты, кружки, рубежи - праздники, будни,
посты. Заместо свечи жирник горел денно-нощно...
Тут повадились гости незваные - белые медведи: рыбный, мясной запас
проверять. В сени зашли, в дверь колотили; когтищами, будто ножами, свои
письмена по стенам навели. Мы десять медведей убили; семь-то матерых.
Перестали гостить. Они, еретики, пуще всего свистом своим донимали. В когти
свистят столь пронзительно, ажно мы за сердце хватались.
Тут и всток-ветерок из-за гор приударил. По ветру льдина с камнем
летела. По две недели мы за порог не ступали, - как мыши в подполье, сидели.
Счет дням по жирнику вели: приметили, сколько сала сгорит от полдня до
полдня. Староста дышит мне: "Пуще всего, чтобы люди в скуку не упали.
Всякими манами ихние мысли уводи".
С утра мужики шить сядут, приказывают мне:
- Пост теперь, книгу читать. Да чтобы страх был!
Слушают, вздыхают... А оконце вдруг осветится странным, невременным
светом. Горят в небе сполохи, северное сияние. С запада до востока, будто
река вся жемчужная, изумрудная свернется да развернется; то как бы руки
златые по небу пойдут, перебирают серебряные струны...
Вечером ребята песню запросят. Староста строго:
- В песнях все смехи да хи-хи. Заводи, баюнок, лучше старину.
Сказываю Соловья Будимировича:

Из-за морд, моря Студеного
Выплывают корабли Будимировы.
Тридцать кораблей без единого,
Нос-корма по-звериному.
Бока взведены по-туриному.
А и вместо глаз было вставлено
По камню было по яхонту.
Вместо бровей было прибито
По черному соболю сибирскому...

В пост на былину-старину разрешено, а уж как завыговаривает старинка
про любовь да как зачнут мужики сгогатывать, так староста только головой
вертит да руками машет:
- Ну, разлилась масленица, затопила великий пост!
Про Лира-короля слушать любили. По книжке у меня было выучено.
- Ты, баюнок, мастер слезы выжимать. Поплачешь, оно и легче.
Был у меня в артели друг, подпеватель, Тимоша. Перед святками он
замолчал.
Староста мне наказывает:
- Не давай ему задумываться!
Я заплакал:
- Тимоша моложе всех, что ему печалиться!
- То и горе. Стар человек, многоопытен - беды по сортам разбирает: это,
мол, беда, это полбеды. А молодому уму несродно ни терпеть, ни ждать.
Я Тимошу отчаянно любил, жалел:
- Тимошенька, чем ты будешь зиму провожать, весну встречать? Давай
сделаем гудок.
На деревянную чашу натянули жилы оленьи, гриф из вереска - вот и гудок