"Люциус Шепард. Жизнь во время войны " - читать интересную книгу автора

приезжал на аэродром за несколько минут до вылета и выруливал на полосу,
даже не взглянув на датчик горючего. О его безрассудстве судачила вся
столица. Повинуясь капризам президента, пилот летал в грозу, в туман, пьяный
и обкурившийся и, проболтавшись столько времени между законами тяготения и
судьбы, совершенно по-новому полюбил жизнь. Стоило пилоту вернуться на
землю, как он с неистовой жадностью на эту жизнь набрасывался: страстно
любил жену, пировал с друзьями и шлялся неизвестно где до самого рассвета.
Но в один прекрасный день, когда он уже собрался ехать в аэропорт, к нему
домой явился американец и сказал, что пилот уволен.
- Мы не можем позволить президенту летать с таким безответственным
пилотом: если что-то вдруг случится, обвинят нас, - сказал американец.
Пилоту не нужно было объяснять, кто такие "мы". Через полтора месяца
президентский самолет разбился над Дарьенскими горами. Пилот был вне себя от
счастья. Страна избавилась от негодяя, и жизни летчика для этого не
потребовалось. Но через неделю после катастрофы и, соответственно, после
вступления в должность нового президента - тоже контрабандиста и тоже со
связями в ЦРУ - пилота вызвал к себе командующий воздушных сил, заявил, что,
если бы пилот выполнял свою работу, катастрофы не случилось бы, и отправил
его летать на самолете нового президента.
Минголла слушал и пил почти до вечера, хмель прилаживал к его глазам
линзы, и он все яснее видел, какое отношение эти истории имеют к нему
самому. Притчи о человеческой нерешительности призывали его действовать, и
они же вытаскивали на свет главную беду центральноамериканцев, застрявших,
как и Минголла, между полюсами магии и разума: их жизнями управляла политика
сверхвещественного, а душами - мифы и легенды; сверху - прямоугольная
компьютеризированная глыба Северной Америки, снизу - Америка Южная,
загадочный континент-воронка. Минголла был почти уверен, что Тио Мойсес
излагал свои истории по указке Деборы, сила знаков от этого нисколько не
уменьшалась - в рассказах звучала правда и ни намека на что-то специально
скроенное для Минголлиных нужд. А потому не имели значения ни трясущаяся
рука, ни сюрпризы зрения. Все это пройдет, стоит лишь добраться до Панамы.
Тени расплывались, комары гудели, как тамбурины, сумерки размывали
небо, воздух становился зернистым, а рябь на реке медленной и тяжелой.
Внучка Тио Мойсеса принесла тарелки с жареной кукурузой и рыбой, Минголла
проглотил свою порцию. После ужина старик заметно устал, и Дебора с
Минголлой ушли гулять к ручью. На пустыре между двумя хижинами возвышался
столб с рассохшимся дощатым щитом и кольцом без сетки. Молодые ребята
бросали мяч. Минголла присоединился. Вести по неровным кочкам было тяжело,
но он все равно играл лучше, чем когда бы то ни было. Остатки хмеля
подпитывали азарт, и, описав идеальную дугу, мяч то и дело падал сквозь
кольцо. Даже под невозможными углами Минголла бросал поразительно точно.
Забыв обо всем, он закручивал обманные финты, цепко работал на отборе,
подпрыгивал за отскочившим мячом к щиту, постепенно превращаясь в самую
проворную из теней, что в уже плотных сумерках скакали и размахивали руками.
Игра закончилась, показались звезды - как будто над пальмами натянули
черный шелковый полог и прожгли в нем дырки. Землю перед хижинами освещали
тусклые желоба фонарей, и пока Минголла с Деборой шли мимо хижин, армейская
станция вела по радио репортаж с бейсбольного матча. Треск биты, рев толпы и
следом крик комментатора: "Вот это удар!" Минголла воображал, как мяч
уносится во тьму, поднимается над стадионом, перелетает в Америку