"Люциус Шепард. Ночь Белого Духа (Авт.сб. "Ночь Белого Духа")" - читать интересную книгу автора

- И в какую же беду она впуталась? - Сэм поскреб затылок.
- Пока что сказать не могу. - Элиот понимал, что Сэм поднимет на смех
саму мысль о чем-то столь же метафизически подозрительном, как лха. - Но
завтра - пожалуйста. Тут ничего противозаконного. Ну же, мужик! У тебя
наверняка есть что-нибудь про мою душу.
- А, поправить-то я тебя могу. Будешь как дерьмовый огурчик. - Сэм
немного поразмыслил. - Лады, Элиот. Но чтобы был тут завтра как штык и
выложил мне, в чем дело. - Он фыркнул. - Единственное, что я понимаю -
девушка в чертовски странной беде, если ты единственный, кто может ее
выручить.


Послав мистеру Чаттерджи телеграмму, призывавшую его без промедления
мчаться обратно, Элиот вернулся в дом и снял переднюю дверь с петель.
Неизвестно, сможет ли Эме держать дом в узде - хлопать дверьми и
заклинивать окна, как она это делала в Нью-Хемпшире, - но испытывать
судьбу совершенно незачем. Поднимая дверь и прислоняя ее к стене арки,
Элиот был изумлен ее легкостью; его переполняло пьянящее ощущение
собственной мощи - вот так вот взял бы да швырнул дверь со дна колодезного
двора, через крыши домов. Коктейль из анальгетиков с амфетамином творит
чудеса. В паху по-прежнему ныло, но боль притупилась, отдалилась от
сердцевины сознания, обратившейся в животворный ключ радости. Покончив с
дверью, Элиот прихватил из кухни фруктовый сок и вернулся в арку
дожидаться своего часа.
Под вечер Микаэла спустилась во двор. Элиот пытался поговорить с ней,
убедить покинуть дом, но девушка велела ему держаться подальше и поспешно
ретировалась в свою комнату. А часов в пять появилась пылающая женщина,
парившая в паре футов над бетоном двора. Солнечные лучи освещали уже лишь
верхнюю треть колодца, и пламенный силуэт с полыхающим вокруг головы
костром волос обрамляла кобальтовая синева теней. Ее красота буквально
ослепила Элиота, перебравшего обезболивающего; будь Эме галлюцинацией, для
него она навечно вошла бы в десятку первых красавиц света. Но даже умом
понимая, что Эме отнюдь не мираж, Элиот чересчур ошалел от лекарств, чтобы
ощущать в ней угрозу. Хихикнув, он бросил в нее глиняным черепком. Тут же
сжавшись в лучезарную точку, Эме исчезла, и лишь тогда до Элиота дошло,
насколько безрассудно он себя повел. Он принял еще дозу амфетамина,
прогоняя эйфорию, и проделал упражнения на растяжку, чтобы разогреть
одеревеневшие мышцы и избавиться от теснения в груди.
Когда полумрак поглотил вечерние тени, праздничные толпы вышли на
улицы, и вдали зазвучали барабаны и кимвалы. Элиот почувствовал себя
совсем отрезанным от города, от праздника. В душе всколыхнулся страх. Даже
присутствие лха, почти незаметного в тени под стеной, не могло его
ободрить. В сумерках Эме Кузино спустилась во двор и воззрилась на Элиота,
остановившись футах в двадцати от него. На сей раз у него не возникло
желания смеяться или швыряться камнями. С этого расстояния он прекрасно
разглядел, что в ее глазах нет ни белков, ни радужных оболочек, ни зрачков
- лишь непроглядная тьма. Они то казались выпуклыми головками черных
болтов, ввинченных ей в глазницы, то вдруг отступали во тьму, в пещеру под
горой, где нечто дожидается неосторожных путников, дабы обучить их адским
радостям. Элиот бочком двинулся в сторону двери, но Эме развернулась,